Три последних самодержца
Шрифт:
6 апреля.
Рассказывали, что в одно военное учреждение явились мужчина с дамой с просьбой им выдать оттуда секретные бумаги за деньги. Писари, к которым они обратились, смекнули дело, дали знать сыскной полиции, и их задержали. Писарям дали награду в 100 руб. каждому и орден св. Анны. В этой истории замешано два иностранных должностных лица, один из них — служащий в посольстве здесь и уже покинувший Петербург вчера.
7 апреля.
Рассказывали сегодня про историю кражи секретных бумаг. По указанию писаря полиция накрыла в одном доме на Конногвардейском бульваре капитана 2 ранга Шмидта в сообществе английского агента Герберта и морского германского агента Плессена, который уже уехал из Петербурга. Шмидт, оказывается, продал этим
Про вел. кн. Николая Николаевича, который теперь живет в Ницце, графиня Орлова писала Мокринской, что он там знается avec la plus mauvaise societe (С самым дурным обществом (франц.).), обедает у них и приглашает их на завтраки, что он увлекся одной 18-летней девушкой, с ней одной гуляет и разговаривает с ней на promenade des Anglais (Английском променаде (франц.).), но что у нее много папенек, маменек, тетушек и т. д., которые ее не оставляют, что еще больше воспламеняет старого вел. князя. Другие пишут той же Мокринской, что эту девушку вел. князь высматривает для своего сына от Числовой, так как у нее миллион.
25 апреля.
Пономарев вспоминал про семью Анненковых, про мужей двух старших дочерей — Нелидова и Голицына. Нелидов громко назвал Анненкова дураком, был несносный человек, а Голицын был жулик. Он в Париже выдумал никогда не существующее общество «Разведения лесов в России», пригласил в это общество герцога Валлийского, роздал акции и себе оставил акций на 2 млн. рублей. Эти акции равнялись по стоимости простым бумажкам, денег все-таки у него не было. Тогда он со своим пособником Легони собрался в Лондон. Телеграфировал в лучшую гостиницу приготовить номер, вторую депешу послал — выслать экипаж, третью — меню обеда. В отеле их встретили с большим почетом — сам хозяин с зажженным канделябром провел их в номер. Голицын впоследствии сам признавался Пономареву, что в эту минуту у него было всего 18 руб. в кармане. На другой день он поехал в герцогу Валлийскому, который ему отдал визит, затем к одному знатному лорду, тот тоже отдал визит. Это подняло его значение и помогло заложить в банке ничего не стоящие акции за 196 тыс. франков. Затем он заказал себе 50 пар платья, 65 пар ботинок и, ничего не заплатив, уехал из Лондона прямо в деревню, где Пономареву говорил, что англичане только через 10 лет пришлют счет, а если он не заплатит, то опять только через 10 лет о нем напомнят, что так всегда делают англичане, если им не заплатят, но при этом не хотел дать адресов ни портных, ни сапожников.
1 мая.
Сегодня поехала к митрополиту. Швейцар хотел доложить, но предупредил, что занят, двусмысленно дав понять, что сегодня вторник, а по этим дням у него бывает какая-то дама. Говорят даже, жидовка, которая проделывает такие дела, что многие даже возмущены. Когда она бывает, никого не принимают.
10 мая.
Сегодня был у Е. В. камердинер герцога Лейхтенбергского. Рассказывал про жену герцога, что она встает в 11 часов вечера, до 9 часов утра не спит, а день спит. У нее 8 собак. Ночью приказывает из 12 кур вынуть печенки, сжарить их в сливочном масле и подать им. Собаки ежедневно истребляют 300 бисквитов, делают им куриные котлеты, самое изысканное меню, а дети (сын и дочь) едят на третий день то, что собаки не съели.
19 мая.
Приехал итальянский наследник. Государь его встретил. Когда они вместе ехали в Зимний дворец, кучер сдерживал лошадей, чтобы не давить народ. Грессер ехал сзади коляски государя и, видя это, в исступлении, с сжатыми кулаками, то в одну, то в другую сторону поворачивался с возгласами: «Вот я вас». На это получал из толпы ответы:
20 мая.
Про Дурново все говорят с улыбкой. Между прочим, его называют Чигориным (имя известного игрока в шахматы), так как Дурново делает шаг вперед и шаг назад, как Чигорин. Это — зло. Вообще мнение вся и всех, что Дурново глуп, но хитер и ловок обделывать свои собственные дела и дела близких ему людей.
Читала историю Петра Великого. Не мешало бы государю прочесть, особенно внутреннюю деятельность этого царя. Он умел выбирать людей, у него были помощники — не наши теперешние министры: Гирс — этот хоть честный человек, Филиппов — мошенник, человек без принципов. Вышнеградский — плут, Чихачев — купец не из безукоризненных, Дурново — глуп, Гюббенет — нахал, напыщенный и односторонний, Воронцов — дурак и пьяница, Островский — семинарист, Манасеин — про этого, кроме дурного, ничего больше не слышно. Вот люди, которые вершат судьбы России, окружают царя!
21 мая.
Толмачев рассказал, что Базилевская написала письмо митрополиту, где его просит не принимать Лизандер, которая его компрометирует и которой она заперла свою дверь; что Победоносцев с ней говорил и вполне разделяет ее мнение. Митрополит поступил бестактно: он это письмо показал Лизандер, которая теперь всюду кричит, что не пустит его больше к Базилевской, и продолжает ежедневно у него бывать. Ее даже зовут в лавре «мамзелью митрополита».
Вышнеградская рассказала, что, когда государь и царица посетили Елизаветинский институт, он заметил, что вместо лампадок были зеленые стаканчики, и сказал, что это рейнвейнские рюмки.
25 мая.
Был Суворин. Он признает конец XIX столетия, который мы переживаем, временем неожиданностей, тяжелой, но интересной эпохой. Он уверен, что в эти 10 лет будет переворот всюду — или везде монархии, что сомнительно, вернее — республики. Сказал, что теперешние люди за 2–3 года совсем изменились, что у них есть много инициативы, что они совсем иначе работают, что это люди с убеждением, могут принести пользу, а если правительство их не поддержит, они будут хуже анархистов.
30 мая.
Рассказывают, что, когда Лизандер бывает в соборе во время служения митрополита, при входе она бойко идет через всю толпу к месту, где он служит, а при выходе подходит к благословению со словами: «Ну, благословите меня теперь чистенькими лапками». Все это делается с шумом и говорится громко. Что должен думать народ, который пришел помолиться в Александро-Невскую лавру и получить благословение митрополита, 90-летнего старца?
1 июня.
Н. П. Петров рассказывал, что баронесса Икскуль ему говорила, что нет хуже посольства, чем наше в Риме: ее муж — un ramolli (Страдающий старческим слабоумием, рамоли (франц.).), Розен — полное ничтожество, Мейендорф — тоже, а Баратова сами итальянцы просили оттуда убрать.
25 июня.
Уже с 10 июня живем в деревне. Сегодня были у Толстых. Сестра Толстого много рассказывала про своего брата Льва. Сказала, что он теперь спокойно смотрит на людей, которые расходятся с ним в мыслях и жизни, что образа у них в доме совсем изгнаны, но когда она попросила образ для себя, то ей принесли и повесили в ее комнате. Л. Толстой упрекал ее зимой, что она держит лошадей. Она — старуха, ходить много не может и из своей квартиры в Москве, около театра, на Девичье поле ездила к ним в карете, он же нередко приходил, истомленный, к ней пешком. Она его в этом упрекала и говорила, почему он не даст заработать бедным извозчикам. На это получила ответ: «Так, по-твоему, я должен идти в дом терпимости, чтобы дать заработать и этим бедным женщинам, которые тоже этим живут?». Она говорит, что брат ее не выглядит счастливым, что он внутренне тревожен, но что теперь в Ясной Поляне живется спокойнее. Когда он начал свои проповеди, жена его была страшно расстроена, и тогда она бежала из дома брата. Ему приказано брать ванны, но он их ни за что не берет, так как чужих услуг не желает.