Три вокзала
Шрифт:
— Я не хочу его слышать. До завтра, по крайней мере, я — следователь.
Дима подошел к ним, держа на изготовку «Глок».
— Есть проблемы? — спросил он Ваксберга.
— Нет, так, немного упрямства.
— Чему это вы радуетесь? — Дима посмотрел на Аркадия.
— Сейчас гроза, молнии, а у вас в руках — пистолет. Вы — человек-громоотвод.
— Идите к черту, — лицо телохранителя выражало недоумение.
Аркадий на мгновение задумался, сможет ли смерть восполнить жизнь, лишенную сна. Что касается преисподней, то он подозревал, что она окажется больше похожей
Через разрывы облаков были видны проблески синего предрассветного неба. Гроза играла последнюю барабанную дробь отступления.
Аня вышла из автомобиля и хлопнула дверью. Она уже не выглядела счастливой.
— Аня, вы нас потеряли? — спросил Ваксберг.
Она молча показывала на капот.
— Это? — Дима махнул на веревку, которой был привязан капот у «Мерседеса».
Аркадий задавался вопросом, с каких пор капоты у «Мерседеса» привязывают веревками, чтобы они не открывались?
Дима, похоже, подумал о том же, поскольку он наклонился к веревке, но в этот момент капот внезапно открылся, и из мрака багажника возник новый пассажир. С этого момента все тела стали двигаться медленно. «Безбилетник» стрелял в Диму — один, два, три вспышки у ствола. Дима пробовал открыть ответный огонь, но его безупречный пистолет заклинило из-за дождя. Качнувшись назад и бесполезно сжимая курок, который так и не подался, он принял на себя четыре пули и только потом рухнул. У Славы тоже был «Глок». Но пистолет водителя не заклинило, и он расстреливал «Мерседес», пока не вышла вся обойма. «Безбилетник» выкатился на дорогу, прячась за бронированную машину. Идея отступления, похоже, пришла в голову и Славе, он тоже нагнулся, и тут раздался выстрел.
Аркадий поднял пистолет Димы. Он не был стрелком: его отец-военный сумел вселить в Аркадия ненависть к огнестрельному оружию, но пока он рос, часто чистил оружие, постоянно о нем заботился. Ствол с девятимиллиметровым отверстием стоял прямо, как дымовая труба, на раме «Глока». Аркадий стал осторожно приближаться к машине, потому что был не очень метким стрелком. Однако в этот момент неизвестный пассажир вновь скрылся в бронированном багажнике и поспешно перезаряжал пистолет. Было слышно, как он несколько раз выругался, пытаясь вслепую его проверить, а потом высунулся с пистолетом в тот момент, когда небо буквально раскололось от молний. Увидев вспышку, он на мгновение сожмурился. Белый свет вспыхнул за спиной Аркадия, и он выстрелил. «Безбилетник» согнулся, стал заваливаться и, наконец, скатился на дорогу.
Аркадий нашел в бардачке карманный фонарь. Стрелявшим был карлик — тридцати-сорока лет, мускулистый, в балетном трико — прямо из сказки, в свитере-водолазке — как в «Белоснежке», за исключением того, что он все еще сжимал девятимиллиметрового «Макарова». Между глаз у него появилось ровное отверстие — как ожог от сигареты.
— Это Тупой… — выговорил Ваксберг. — Вы убили Тупого…
Дима и Слава тоже были мертвы, они лежали лицом вниз — плоские, как рыбы, кровь смешивалась с дождевой водой. Аркадий заглянул в багажник и обнаружил, что место, где должен быть фонарь, заклеено липкой лентой. Он сорвал ленту и
— Стойте! Я все объясню, — Ваксберг видел, что Аркадий ринулся в машину.
Аркадий открыл сумку, и из нее вывалились чеки, векселя на предъявителя, а еще доллары, евро — в пачках по 10 000.
— Это — пожертвования от гостей, которые пришли на аукцион, — сказал Ваксберг.
— В фонд помощи детям, — уточнила Аня.
— Какая удача! Как только эта сумка окажется в руках милиции, вы ее больше никогда не увидите.
— Вы можете объяснить им, — выговорил Ваксберг. — Ведь вы сказали, что все еще следователь.
— Не самый популярный. Сколько здесь денег?
— Около ста тысяч долларов, — уточнила Аня. — Столько же в чеках и векселях.
— Ладно, поверите или нет, но некоторым людям, эта сумма может показаться большой.
— А сотрудник прокуратуры не захочет сам узнать, сколько здесь денег?.. — спросил Ваксберг.
— Вы хотите предложить мне сделку после того, как почти всех нас перестреляли?
— Да, но вы, кажется, не особенно и заботились о себе. Я имею в виду то, что когда Тупой в вас стрелял, вы, не раздумывая, подошли и продырявили ему голову.
Молнии прекратились, но дождь продолжал идти. День готов был начаться, и Аркадий знал, что рано или поздно патрульная машина, проезжая мимо отгороженного участка, увидит на недостроенной эстакаде лимузин. Если они подъедут ближе, то наткнутся на тела… Дорожная милиция брала взятки почти за все.
Ваксберг, не дождавшись, пока Аркадий передвигал коченеющие тела, подошел ближе, словно хотел получше разглядеть то, что осталось от самого славного карлика на свете.
— Что вы делаете? — вскрикнул он, когда Аркадий молча вложил пистолет в руку, прицелился в небо и несколько раз нажал на курок пальцем Ваксберга, как будто тот стрелял.
— Делаю из вас героя. Экспертиза покажет, что вы стреляли несколько раз.
— Вы хотите списать преступление на меня?
— Напротив. Я сделаю из вас героя. Расскажите им о том, что случилось, как было, за исключением моего присутствия здесь. Сыграйте эту сцену и честно расскажите, что происходило.
— Вы нас оставляете? — осведомилась Аня.
— Да. Скоро откроют метро. В десяти минутах отсюда станция. Заберу свою машину. Не «Мерседес», конечно, но, по крайне мере, без дыр от пуль.
— Итак, я действовал в целях самообороны. Я просто приблизился к этому убийце и… Бах! — продумывал свою роль Ваксберг.
Аркадий ничего не сказал, хотя помнил, что писал его отец в армейском уставе: «В боевой обстановке офицер может бежать только, если это последний выход, но никогда не отступать. Офицер, находящийся под прямым огнем, должен двигаться спокойно и уверенно, а не носиться от одного укрытия к другому. Такой стоит десяти блестящих тактиков». Аркадий мечтал, чтобы он умер до того, как стал его отцом.