Три Ярославны
Шрифт:
— И мне, видно, время парус расправлять, — говорит Чудин. — Одна у нас беда, один ответ.
— Охотно возьму тебя, — говорит Харальд, — если это искупит мой должок. Конунг Грикланда зовёт меня на службу.
— По мне, — говорит Чудин, — сейчас хоть в Тьмутаракань.
Тут к ним подбегает Феодор-живописец, который до того стоял поодаль и слушал, о чём говорят Чудин и Харальд, и падает Харальду в ноги:
— Христом Богом прошу, возьми и меня с собой, Харальд!
Харальд
— Что за человек?
— Это Феодор-живописец, — отвечает Чудин, — тож горемыка.
Харальд оглядел тщедушного Феодора и спрашивает:
— А какая от него будет польза?
Феодор говорит:
— Я напишу на твоём парусе льва или орла, чтобы все знали, как могуч Харальд.
— Пусть едет, — махнул рукой Харальд, — много места не займёт.
Тогда Феодор целует Харальду полу плаща и бросается помогать варягам, грузившим корабль, чтобы все видели, что он не даром ест хлеб, и пока больше не будет о нём речи.
Ярислейв-конунг и Ингигерд смотрят в окно из верхних покоев дворца и видят на реке парус ладьи, стоящей у берега, и Ингигерд говорит мужу:
— Не мужчина будешь и не конунг, если не вернёшь Харальда и варягов.
Ярислейв, как бы её не слыша, говорит:
— Эх, будь я помоложе, и сам бы поплавал, мир поглядел и себя показал.
— Лучше бы, — говорит Ингигерд мужу, — помог Харальду дружиной и деньгами вернуть престол.
Тогда Ярислейв говорит:
— Тебе Харальд по крови сородич, а мне даже по оружию не брат, разве что по застолью товарищ. Что я о нём знаю, кому помогать буду?
— Ярл Эймунд тебе тоже был неведом, — говорит Ингигерд. — Но ты не пожалел денег, когда он с дружиной взялся помочь тебе прогнать Святополка Окаянного из Кенугарда!
Ярислейв говорит:
— Кенугард — по-вашему, а по-нашему — Киев.
Ингигерд, видя, что муж не хочет этого разговора, отвечает сердито:
— Не любишь варягов, хоть они столько сделали тебе добра. Уж не ты ли научил Эллисив сказать Харальду обидные слова?
Конунг смотрит на жену и говорит:
— Елизаветой зовут твою дочь, Елизаветой!
Ингигерд вспыхнула от гнева и ушла и конунгу больше ничего не сказала.
И вот видят Харальд и варяги, что с высокого берега к тому месту, где стоит ладья, спускаются несколько человек на конях, и Харальд узнает Ингигерд и с ней Рагнара и воинов.
Ингигерд останавливает коня и обращается к Харальду:
— Не спеши с отъездом, Харальд. Конунг не в обиде на тебя.
Харальд, усмехнувшись, отвечает:
— За это конунгу спасибо. Но ладья уже снаряжена. Плохая это примета — опускать парус.
Ингигерд говорит:
— А людям твоим будут платить сполна, я обещаю.
— За это тебе спасибо, — отвечает Харальд. — Но люди заскучали в Гардах, а без дела что за воин? Даже девушка может унизить его.
Тогда Ингигерд говорит:
— Эллисив возьмёт свои слова обратно, не ею они сказаны.
И тут воины, сопровождающие Ингигерд, расступаются по её знаку, и Харальд видит Эллисив на белом жеребце, прекрасную, как утренняя заря, и кроткую, как голубка.
Стало тихо на берегу, и Харальд, одолев волнение, спрашивает:
— Правда ли это, Эллисив?
Эллисив отвечает, потупив глаза:
— Конечно, Харальд.
Все зашептались, удивлённые, а Чудин едва не свалился за борт ладьи от такого ответа, а Эллисив продолжает кротко:
— Я ведь своим словам хозяйка! Старые возьму, новые скажу.
Харальд говорит:
— Видно, они будут не хуже старых?
Эллисив говорит:
— От добра добра не ищут.
Харальд говорит:
— Каким же добром ты меня наградишь на прощание?
— Наградила бы, — отвечает Эллисив, — да припасти не успела: больно уж ты быстро собрался. Не слыхала я, чтобы враги объявились под Киевом. Или вино кончилось в погребах?
Тут Ингигерд поняла, что дочь говорит не то, чего ей хотелось, но было поздно дать ей строгий знак, потому что все, кто был на берегу, смотрели на них и слушали, а владыкам негоже препираться на глазах простого люда.
Харальд, закипая, говорит Эллисив:
— Уж не от тебя ли, думаешь, бегу?
Эллисив отвечает:
— Бегут от того, кто догоняет. А ты мне зачем?
Тогда Ингигерд не выдержала, дёрнула поводья, подняв коня на дыбы, и конь скрыл от Харальда Эллисив, и он услышал только, как засмеялась она смехом валькирии, прежде чем ускакать вслед за матерью.
Сильно рассердился Харальд, взошёл на корабль и велел отчаливать и больше не сказал ни слова. И вот подняли сходни и опустили вёсла, один Рагнар остался на берегу.
Ульв с ладьи спрашивает его:
— А ты, Рагнар?
— Останусь у конунга, — отвечает Рагнар.
— В тёплых краях платят втрое больше, — говорит Ульв.
— Мне и тут тепло, — отвечает Рагнар.
— Твоё дело, — говорит Ульв и берёт рулевое весло.
Они медленно отплывают от берега, и ладья выходит на середину реки, так что снова становится виден берег и дом, в котором жили варяги, а возле дома — Рагнар и немногие, кто остался с ним.
Тогда Ульв поджигает от кагана стрелу и говорит:
— Так будет ещё теплее.
Он кладёт стрелу на лук и пускает её в сторону берега, и стрела вонзается в деревянную стену дома. И так, вслед за Ульвом, делают все варяги, и стрелы летят на берег, как огненные птицы. И дом загорается, как огромный факел, — и скрывается из глаз за излучиною реки.