Три желания
Шрифт:
— Бриджинна, если ты, неподготовленная, без лампы, будешь бросаться защищать телом каждого джинна, наш мир очень быстро останется без наследника! — рявкнул Джабраил на дочь и вернулся к упавшему на колени Казану. Невооруженным взглядом было видно, как тот трясся, готовый к любому гневу, любой молнии короля.
И она не заставила себя ждать — на потолке красивая голубоватая молния вспыхнула и ударила в спину молящегося джинна, не коснувшись принцессы. Он резко вскочил на ноги, потом вновь упал на спину и закричал от боли. Конечно Джабраил был в ярости. Его лучший ученик подверг опасности
— Казан, ты получил лампу, чтобы оберегать её! За неё ответственен в первую очередь ты! Это и делает тебя джинном! — говорил Джабраил, пока сам Казан корчился от боли. — Если ты не готов брать на себя эту ответственность, то, значит, испытание ты прошел слишком рано! С тех пор, как ты получил лампу, как ты вернулся с четырёхлетнего задания, ты только и делаешь, что расстраиваешь меня! Ты не достоин своей лампы, Казан!
Джабраил подошел к Джинне, но, не взглянув даже, грубо отобрал у неё лампу Казана.
— Нет, повелитель, умоляю, не забирайте силу! — даже на секунду забыв о боли, провинившийся Казан подполз на коленях к Джабраилу и схватился за его ногу, лбом уперевшись в колено. — Повелитель, сжальтесь, не забирайте силу!
— Прекрати! — вскрикнула Джинна и кинулась сначала к Казану, которому сильно досталось. Но когда поняла, что отец собирается сделать, с ужасом подняла глаза на него.
Только не Казана… И за что? Он же защищал ее, Джинну, вместе с лампой. Среди их поколения он сильнейший и самый одаренный джинн. Даже принцесса ему не ровня. И Джабраил хочет лишить королевство такой поддержки, чтобы просто наказать Казана за то, что доверил лампу Джинне, и ее ранили.
— Не смей. — Голос ее, конечно, подвёл, но она поднялась на трясущихся ногах и уже увереннее сказала: — Это несправедливо! Казан не заслуживает такого наказания. Он защищал и меня, и лампу, не его вина, что вампиры добрались до нас.
Но она понимала, что никакие слова сейчас не достигнут Джабраила. Он был слишком зол и расстроен. Движимая страхом за Казана, Джинна предприняла попытку отнять лампу у отца, но куда ей с ним тягаться? Она даже тучи его под потолком была не способна разогнать.
Но Джабраил был глух к мольбам своей дочери. Для него Казан покинул свою лампу, отдав её на попечительство другому джинну. А это непозволительно!
— Казан должен был защищать тебя, держа свою лампу в руках. Его вина, что его лампа оказалась в твоих руках, — громом огласил Джабраил, смотря без капли сочувствия на испуганного Казана. Тот, понимая, что уже ничего не изменить, зажмурился, отпуская ногу короля и падая перед ним лбом в пол. Внутри сердца всё еще теплилась надежда, но когда он ощутил, как силы, будто сама жизнь, покидали его, невольно всхлипнул. — Казан, ты уже дважды забыл смысл нашей жизни; забыл наши устои, правила; нашу судьбу. За это я лишаю тебя магических сил и твоей лампы до тех пор, пока ты не вспомнишь о смысле нашей жизни.
Джабраил с легкостью скинул руки дочери с лампы Казана, а та, в свою очередь, поднялась вверх. Из лежащего Казана, из его тела вырывался золотистый свет, и именно его поглотила лампа, через носик всасывая и не позволяя ни одной частички магии остаться внутри джинна.
С
Казан ощутил небывалую слабость по всему телу. Такую, какая была привычна для эфиров и несовершеннолетних джиннов, но которая была уже почти смертельной для тех, кто познал могущество.
Наступила могильная тишина в тронном зале, и были слышны только всхлипы провинившегося Казана, который не смел сейчас поднять головы. Оно было и не нужно — Джабраил бросил последний холодный взгляд на своего ученика, повернулся к нему спиной и испарился, чтобы появиться в городе и защитить свой народ.
— Нет! — последнее, что успела выкрикнуть Джинна, прежде чем лампа взорвалась.
Она ещё пыталась поймать пылинки, которые стремительно исчезали, в надежде, что сможет сохранить хоть капельку силы Казана. Он же лучший из них и не заслуживает такого! Оступился раз, но ведь все ошибаются. Слезы обиды за него накатили на Джинну, и она упала рядом с Казаном, обнимая его за плечи. Больно было видеть его таким, а чувствовать его слабость — страшно. Но теперь она должна быть его силой, его защитой, пока они не придумают, что с этим делать.
— Казан, мы со всем справимся, — шепнула она, крепче обнимая его. — Я попытаюсь переубедить отца, а если он останется глух, сама найду способ. Я обязательно верну твою лампу, обещаю. Она не могла исчезнуть насовсем. Пойдем ко мне, поднимайся.
— Его не переубедить, — всхлипнул Казан, так и не поднявшись с колен и с пола лицом. Ему было стыдно показывать такую слабость еще и перед принцессой. Она ведь могла подумать, что это так жалко, когда джинн плачет по лампе, которую вполне можно вернуть.
И ему было стыдно и боязно, если Джинна будет так думать. Потому и вжимал голову сильнее в пол. Да и сил не было у него подняться.
— Какой позор… Я не помню, чтобы на моей памяти кого-то еще лишали лампы… Позор!
— Мне не понять твои чувства, — шепнула Джинна, сама уже чуть ли не всхлипывала. — Но прошу тебя, не отчаивайся. Мы обязательно найдем выход. Мы вместе.
В таком состоянии, Джинна была уверена, Казан никуда не сдвинется. Она закрывала его собой от возможных свидетелей и туч, которые продолжали сгущаться под потолком, отражая настроение Джабраила. Нельзя было и дальше оставаться здесь, кто-нибудь обязательно зайдет, кто-нибудь увидит, и тогда слухи точно разойдутся среди джиннов. Но Джинна спрячет его, станет его щитом, каким всегда был для нее он.
Холодный пол тронного зала сменился на мягкий ковер в комнате Джинны. Она перенесла их подальше от любопытных взоров и больше не пыталась поднять Казана с пола, оставаясь с ним и продолжая гладить по волосам. Прохладный ветерок, проникший сквозь балконную дверь, которая всегда оставалась открытой, напомнил, что её плащ и платье все ещё разорваны и мокрые от крови. Надо бы переодеться, но какое сейчас до этого дело? Внутри Джинны бушевала целая буря эмоций от того, как несправедливо поступил отец. Она не понимала, зачем нужны были такие крайние меры, и потому растерянно перебирала локоны, стараясь успокоить Казана.