Три женщины в городском пейзаже
Шрифт:
Отец тоже что-то рассказывал, и, кажется, мама смеялась…
Лиде рассказать было нечего – утренняя зарядка, надоевшая до желудочных спазмов овсяная каша и мутный, остывший, невероятно сладкий чай. Дожди и холод: в палате всегда было сыро, и с влажных потолков капала вода. В хорошую погоду было повеселее – озеро, лес, ночные костры. В клуб на танцы Лида не ходила, оставалась в палате – валялась с книжкой. На танцах сплошной выпендреж, кривлянье и кокетство, а главное – интриги, интриги! Ревность и подростковые козни. Противно.
Мать задавала один и тот же вопрос:
– У тебя все нормально, Лидуша?
Лида отвечала уклончиво:
– Ну так… Только опять с погодой не повезло – почти все лето лили дожди.
– Дожди? – удивлялась мать. – Странно, а я не заметила.
Не заметила она, фыркала Лида, ну да, правильно! В Сочи дождей точно не было! И холодного грязного илистого пруда с жирными скользкими отвратительными пиявками. У мамы было теплое Черное море. И кислых, сводящих зубы яблок не было, а были румяные, сочные персики. И солнце было, и теплая галька. И вареная кукуруза, которую Лида обожала.
Папа заходил перед сном и присаживался на край кровати:
– Ну что, Лидка? Не очень? Надоел тебе лагерь? Дерьмовыми получились каникулы?
Лида глотала слезы:
– Ага. Все, пап! Больше туда не поеду, хоть режьте!
– Ну и правильно, – соглашался отец. – На следующее лето поедешь со мной, ты уже взрослая! В Карелию, а, дочь? – Отец мечтательно заводил глаза к потолку. – Там такие места! Ну что, Лидка, согласна?
Лида замирала от счастья. Еще бы она не согласна.
В десятом классе надо было решать дальнейшую, как сказала мама, судьбу.
– Какие у тебя предпочтения? – хмурилась мама. – Жаль, что не хочешь в медицину, очень жаль! Но ты права: медицина – это призвание. А без призвания хороших врачей не бывает. Да и вряд ли, Лида, – окидывая ее беглым взглядом, продолжала Ольга Ивановна, – вряд ли я бы хотела тебе такую судьбу. Да и ты у нас, – вздыхала мама, – слишком нежная.
И в мамином голосе опять звучали разочарование, осуждение и снисхождение.
Какая медицина – Лиду тошнило от одного вида крови!
После недолгих раздумий решила пойти в педагогический, на факультет дефектологии.
– Работа у тебя будет всегда, – с сомнением сказала мама, – но, знаешь, не самая легкая. Ох, Лида, работать с больными детьми… Но решай, дело твое. В конце концов, будет от тебя хоть какая-то польза.
– А мы легких путей не ищем, да, дочь? – отшучивался отец. – Молодец, уважаю! Мама права, будешь приносить реальную пользу.
На выпускной отец пришел один – сославшись на усталость, мама осталась дома.
– Да и вообще, все это условности, – уверенно заявила она. – От семьи достаточно одного представителя.
Обида была такой, что Лида решила, что на выпускной она не пойдет, потому что невыносимо стыдно.
Уговорил отец:
– Во-первых, я что, не подхожу, не тяну на представителя? Ну и, во-вторых, дочь, ты ее знаешь. Наша мама лишена предрассудков. Да и права она – это и вправду условности.
На выпускной Лида все же пошла, зачем лишние пересуды? Отсидев торжественную часть и получив аттестат, тут же отправилась домой – какой банкет, какие танцы, когда слезы из глаз?
Легко сдав экзамены, Лида напомнила отцу про его обещание. Растерявшись, он ответил горячо и сбивчиво:
– Да, да, разумеется! Конечно, я помню! На восемнадцатое у нас билеты.
– Я поняла, – ответила Лида, – там будет она.
Скорчив смущенную гримасу, отец картинно развел руками – дескать, не обессудь.
Лида махнула рукой: черт с вами! Переживу. Во-первых, взрослая. А во-вторых… Мама сама виновата. Да и как хотелось на волю! С папой, с его веселыми приятелями, с кострами и песнями под гитару, с шашлыками, палатками, сбором грибов и ягод.
На перроне, где собиралась честная компания, Лида испуганно оглядывалась по сторонам. Видела, что отец тоже нервничает.
Отцовские приятели балагурили и шутили, хвастались, кто чем запасся, у кого новая заграничная удочка, а у кого и палатка.
Борис, Иван и Илья, друзья с институтских времен, и их жены – Аля, Тамара и Элла, женщины милые, свойские, доброжелательные. Подбадривая смущенную Лиду, делали ей комплименты.
«Никогда, ни разу я не была у них дома, – подумала Лида. – А они у нас тем более». Гостей мама не признавала. Лишь однажды согласилась пойти на торжество в ресторан, где Борис и Аля праздновали серебряную свадьбу. Взяли с собой и Лиду. За столом было шумно и весело, все вспоминали студенческие годы, курьезы, застолья, проваленные экзамены, знакомства с девушками, юношеские романы. Потом были песни и танцы, и снова всем было весело. Лида сидела за столом, ела невероятно вкусное мясо, запивая его любимым «Буратино», и жадно разглядывала гостей. Нарядные, накрашенные, возбужденные от комплиментов и мужского внимания женщины кокетничали и строили глазки. Попивая сухое вино и равнодушно ковыряясь в тарелке, мама скучала в полном одиночестве. Пару раз выходила звонить – наверняка в отделение.
– Расслабься, Оль, – раздраженно бросил отец.
Недовольно и обиженно фыркнув, мать отодвинулась от него. «Всем весело, – подумала Лида, – все с удовольствием едят, поют и танцуют. У всех горят глаза, и все друг другу рады. Только не мама». И почему-то в эту минуту ей стало так жалко мать, что она чуть не расплакалась. «Бедная, бедная мама! Не умеет человек получать удовольствие ни от чего, кроме работы. Ее нельзя осуждать – ее можно только пожалеть».
Поезд подали. Отец то и дело поглядывал на часы – нервничал. И вдруг он вытянул шею, подался вперед, и на его лице расцвела счастливая, детская улыбка. По перрону шла женщина. Обычная – среднего роста, тоненькая, в узких брючках и светлой курточке. На голове – цветастый платок, на лице большие солнечные очки. Задорный, слегка курносый нос, пухлые, яркие губы, светлые, легкие, выбивающиеся из-под платка, кудрявые волосы.
Отец бросился к ней навстречу. Переглянувшись, все посмотрели на Лиду. От смущения она застыла.
Отец и женщина подошли к вагону. Женщины обнялись, мужчины смущенно пожали ей руку. И Лида поняла – папину женщину любят. Сжалось сердце, и стало обидно за маму…
Женщина посмотрела на отца, словно ждала разрешения, и наконец подошла к Лиде. Она сняла очки, и Лида увидела ее глаза – огромные, распахнутые, невероятного голубого, яркого, как июльское небо, цвета.
Протянув Лиде маленькую, изящную, с полукруглыми, красивыми, ухоженными ногтями руку, она улыбнулась: