Три
Шрифт:
Вернулась Лили и сразу же поняла, что я все знаю. Мы с ней пошли в кухню, и она налила нам бренди. Потом все мне объяснила. Что ни с того ни с сего однажды вечером Рубен вдруг взял и заговорил.
— Чудеса какие-то, — сказала я.
Когда я вернулась к себе, то никак не могла успокоиться. Мне нужно было с кем-то поговорить. Я попыталась позвонить раввину Тоба, но его не было дома, а мне, тем не менее, нужно было облегчить душу. Поэтому я позвонила своей невестке. Племянник ее лучшей подруги, Элиот, хороший парень, — по крайней мере, тогда я так думала! — был доктором, и она сказала, что мне следовало бы побеседовать с ним. Я просто пыталась помочь. Я думала, что смогу получить для Лили мнение о случившемся еще одного компетентного человека.
Когда
Уж не знаю, заплатили ему или что еще там они могли сделать, только я уверена, что это он рассказал все репортерам. На следующий день, когда я выходила из дома в магазин, — просто купить немного хлеба, потому что на вечер у меня был суп, — то увидела, что вокруг их квартиры крутятся газетчики. Ничего необычного в этом не было. Они попытались заговорить со мной, но я их сразу отшила.
Перед булочной я увидела заголовок на листовке: «Это чудо! Дряхлый дедушка Бобби внезапно начал разговаривать!» Меня чуть не вырвало прямо на месте. Да простит меня Господь, но у меня первым делом промелькнула мысль, что во всем этом нужно винить тех религиозных придурков, которые хитростью проникли к ним в квартиру. Но из статьи ниже становилось понятно, что информация эта поступила «из источника, близкого к Лили Смолл».
Я забеспокоилась. Я понимала, что это может означать для Лили. Все психи, с самым опасным из них во главе, наверняка слетятся на это, как мухи на дерьмо.
Я сразу же побежала домой и сказала Лили:
— Я не думала все это разглашать, но так получилось.
Она стала вся белая, и я ее понимаю.
— Ну вот опять, — только и сказала она. — Ну почему они не оставят нас в покое?!
Лили мне этого никогда не простила. Она не вычеркнула меня из своей жизни, но с тех пор всегда вела себя со мной очень настороженно.
Я все думаю — правда, думаю! — не стало ли это частью того, что повлекло за собой все последующие события. Да простит меня Господь!
Часть 8
Конспирология: апрель-июнь
Эта статья появилась 19 апреля на makimashup.com — сайте, посвященном «всему удивительному и таинственному со всего мира».
В первом видеоклипе показана красивая японская женщина, которая стоит на коленях на циновке татами посреди элегантной комнаты с приглушенным освещением. Она поправляет ярко-красное кимоно, закрывает глаза и начинает декламировать отрывок из «Похищенная» — японского бестселлера мемуаров, написанного Аки Кимурой, которая была изнасилована тремя американскими морскими пехотинцами на Окинаве в 90-е годы. Во втором клипе эта женщина двадцать минут очень подробно рассказывает о похищении людей инопланетянами. В третьем она же детально объясняет, почему выживший при катастрофе самолета «Сан Эйр» Хиро Янагида является национальным достоянием, символом японского своеобразия и стойкости.
Эти клипы, появившиеся сначала на японской видеообменной платформе «Нико Нико Доуга», стали виральными, с рекордным в истории этого сайта количеством просмотров. То, что сделало их такими привлекательными, имеет отношение не к эклектически подобранным темам ее монологов, а к личности самой этой женщины. Видите ли, все дело в том, что эта женщина — не человек. Это сурработ — андроидная копия Айкао Ури, которая была поп-идолом, достигнув пика популярности в 90-х годах, прежде чем вышла замуж за политика Масамару Ури. Айкао не ленится, когда речь заходит о возможности заработать сомнительную славу. Практически постоянно фигурируя в сводках новостей, она ввела маниакальную моду на бритые брови в начале 2000-х, пылко настроена против американцев (поговаривают, что объясняется это ее неудачей закрепиться в Голливуде в середине 90-х), всегда носит только японскую традиционную одежду, отвергая идеалы западной моды, и, что вызывает больше всего дискуссий, недавно сообщила, что начиная с детских лет ее несколько раз похищали инопланетяне.
Глядя на то, как разговаривает сурработ Айкао Ури, приходишь в замешательство. Проходит несколько секунд, прежде чем мозг приспосабливается и ты понимаешь, что… что-то не так в этой — во всех остальных смыслах — яркой женщине. Модуляции ее голоса лишены эмоций, ее жесты на какую-то долю секунды задерживаются, теряя от этого свою убедительность. И еще у нее мертвый взгляд.
Айкао открыто признает, что заказала собственного сурработа, после того как стало известно, что выживший при катастрофе самолета «Сан Эйр» Хиро Янагида будет общаться только через своего андроидного двойника, созданного его отцом — знаменитым экспертом в области робототехники. Айкао считает, что, разговаривая через сурработов, которые управляются дистанционно с помощью сверхсовременной видеокамеры и устройства воспроизведения голоса, «мы становимся ближе к чистоте бытия».
И Айкао не единственная, кто выбрал такую «чистоту бытия». Знаменитые на весь мир своим экстравагантным чувством вкуса молодые японские законодатели мод также подхватили повальное увлечение сурработами. Те, кто не может позволить себе собственного двойника (самая простая андроидная копия стоит до сорока пяти тысяч долларов), просто покупают реалистичных манекенов и секс-кукол и далее модифицируют их. Улицы вокруг Хараюку, где традиционно собираются участники костюмированных представлений, переодевающихся персонажами манга и аниме, кишат модниками, мужчинами и женщинами, которые горят желанием выставить напоказ свои версии сурработного сумасшествия, называемого также «культ Хиро».
Говорят также, что некоторые женские музыкальные группы, такие как очень популярные ансамбли «АКВ 48» и «Санни Джуниорс», уже создают собственные сурработные номера, основанные только на танце и беззвучном синхронном шевелении губами.
В середине апреля я вылетела в Кейптаун, Южная Африка, для встречи с Винсентом Кати, частным детективом, нанятым для того, чтобы выяснить местонахождение неуловимого Кеннета Одуа — так называемого четвертого всадника.
Зона прибытия в интернациональном аэропорту Кейптауна кишит энергичными и назойливыми туристическими гидами, которые орут: «Такси, мадам?» — и размахивают у меня перед носом флаерами на «Туры по Каелитши — все включено». Несмотря на всеобщий хаос, в толпе легко заметить Винсента Кати — частного сыщика, согласившегося несколько дней сопровождать меня по Кейптауну. При росте за метр девяносто и весе под сто пятьдесят килограммов он возвышается над водителями такси и туроператорами, словно башня. Он приветствует меня широкой улыбкой и немедленно берет под контроль мой багаж. Проталкиваясь через толпу к автостоянке, мы обмениваемся дежурными фразами. Неподалеку прохаживаются двое усталых полицейских в синей униформе, которые смотрят на каждого подозрительно, однако ни они, ни таблички, предупреждающие вновь прибывших «не вступать в контакт с незнакомыми людьми», похоже, не отпугивают местных аферистов. Винсент отбрасывает с дороги парочку самых навязчивых, коротко бросив: «Воертсек».
Я измождена шестнадцатичасовым перелетом и до смерти хочу выпить чашечку кофе и принять душ, но, когда Винсент спрашивает, не желаю ли я прямиком отправиться на место крушения самолета «Далу Эйр», прежде чем поселяться в гостиницу, я с готовностью соглашаюсь. Он одобрительно кивает и подталкивает меня к своей машине — блестящему черному BMW с тонированными окнами.
— Здесь нас никто не рассмотрит, — говорит он. — Будем выглядеть как политики.
Он выдерживает паузу и, взглянув на меня, закатывается хохотом. Я опускаюсь на сиденье пассажира и отмечаю для себя, что на приборной доске установлена крупнозернистая фотография Кеннета Одуа, снятая, когда ему было четыре года.