Тридцать лет среди индейцев
Шрифт:
Когда я снова начал охотиться, уже потеплело и в некоторых местах снег стал подтаивать. Однажды мы с Вау-бе-бе-наис-сой, пройдя довольно далеко вверх по реке Ассинибойн, увидели на небольшом, почти окруженном рекой лугу стадо лосей, состоявшее примерно из 300 голов. Мы расположились на перешейке шириной не более 200 ярдов , и испуганное стадо, не отважившееся ступить на тонкий лед реки, начало в страхе кружить по поляне. Иногда какой-нибудь лось подходил к нам на расстояние выстрела, и двух из них нам удалось подстрелить. Пытаясь подойти как можно ближе к стаду, мы добрались почти до середины лужайки; тогда часть стада была вынуждена сойти на лед, а другой удалось прорваться по перешейку. За этими лосями побежал Вау-бе-бе-наис-са, а я начал преследовать тех, что пошли по льду. Скользя по льду, лоси падали и от страха сбились в кучу; лед не выдержал их тяжести и проломился. Пробираясь к противоположному берегу, лоси несколько раз пытались, скучившись, взобраться на лед, который под ними обламывался. Не раздумывая я бросился к открытому месту вслед за стадом. Рассчитывая на то, что здесь слишком мелко, чтобы лоси утонули, я думал, что захвачу всех тех, которых мне удастся убить. Я расстрелял все пули одну за другой и ножом заколол еще двух лосей, но все убитые животные были сразу же подхвачены течением и унесены под лед, так что мне достался только один лось, успевший добраться до берега. Вместе с другими подстреленными на берегу наша добыча состояла из четырех лосей. И это было все, что нам посчастливилось захватить из стада, насчитывавшего 300 голов! Вау-бе-бе-наис-са под предлогом, что нужно оповестить торговца, тотчас ушел и продал всех четырех лосей как свою добычу, хотя убил он только двух.
В то время Ва-ме-гон-э-бью не принимал участия в охоте. Во время одной попойки он так сильно обгорел, упав в костер, что не мог стоять на ногах. Через несколько дней мы с Вау-бе-бе-наис-сой снова пошли охотиться на лосей. Обнаружив в прерии нескольких животных, мы воспользовались небольшими холмиками и подползли к ним совсем близко. Облюбовав очень жирного и крупного самца, я собрался его подстрелить, но Вау-бе-бе-наис-са сказал мне: «Не надо, брат, ты можешь промахнуться, это самый крупный лось в стаде, я буду стрелять в него, а ты возьми на прицел какого-нибудь поменьше». Тогда я заявил, что буду стрелять в лежащего лося, хотя попасть в него труднее. Наши выстрелы раздались одновременно, причем я, попал в цель, а его пуля прошла мимо. Стадо рассеялось, и я бросился его преследовать, не освежевав убитого лося и даже не посмотрев на него. Я преследовал стадо целый день и до наступления сумерек убил еще двух лосей, которые так устали, что подпустили меня совсем близко. Наступила ночь и мне пришлось возвратиться к стоянке, куда Вау-бе-бе-наис-са принес немного мяса. Я застал его за рассказом о том, как он подстрелил лося. «Меня очень радует, что и он добыл лося, ведь и я тоже убил троих, и завтра у нас будет вдоволь мяса», — сказал я. Но у меня тотчас закралось сомнение, и, отозвав индейца в сторону, я стал расспрашивать об убитом им лосе. Вау-бе-бе-наис-са вынужден был признаться, что речь идет о застреленном мною животном, от которого он отрезал принесенное мясо. Утром мы послали его к торговцу, поручив вызвать людей, чтобы забрать мясо. И снова Вау-бе-бе-наис-са продал всех трех лосей как свою добычу, хотя совсем мне не помогал. Старая индианка, узнав об этих проделках, дала этому индейцу такой нагоняй, что он вынужден был уйти от нас.
Ва-ме-гон-э-бью, женившийся осенью на индианке из племени оджибве, тоже покинул нас, уйдя в семью своего тестя. Итак, в нашей палатке, кроме меня, остались только старая индианка, купленная девочка, Ке-цхик-о-венинне (сын Тау-га-ве-нинне, только еще начавший подрастать) и двое совсем маленьких детей Впервые в жизни я один, оставшись на зиму без помощников, должен был прокормить всю семью.
Вау-бе-бе-наис-са разбил свою палатку на расстоянии одного дня пути от нас.
Осенью я добыл довольно много бобров и другого зверя; некоторое время мы могли жить в достатке. Хватало у нас также одежды и одеял. Однажды студеным зимним утром, прежде чем выйти на охоту, я снял с себя все серебряные украшения и повесил их в палатке. На вопрос, почему я так поступаю, старая индианка получила ответ: «При таком морозе украшения стесняют, и их можно потерять на охоте». Мать пыталась возражать, но я настоял на своем и пошел на охоту без украшений. Как только я ушел, Нет-но-ква отправилась к Вау-бе-бе-наис-се, решив погостить у него два дня. Наша палатка осталась на попечении Сквахшиш (так мы называли боветигскую девушку) и Ке-цхик-о-венинне. Возвратившись ночью после долгой и неудачной охоты, я застал их плачущими и продрогшими у кучки пепла. Это было все, что осталось от палатки, которая из-за их неосторожности сгорела вместе со всем имуществом. Погибли мои серебряные украшения, одно из моих ружей, несколько одеял и много одежды. Среди индейцев этой местности мы считались зажиточными; теперь же у нас ничего не осталось, кроме священной связки note 13 и бочонка с ромом. Особенно я рассвирепел, когда увидел, что огонь пощадил этот бочонок — самый ненужный и вредный, а все ценное сожрал. В гневе я отбросил бочонок далеко прочь, а потом, отняв у боветигской девушки одеяло, выгнал ее на снег, сказав, что, поскольку из-за ее халатности мы лишились всего имущества, будет справедливо, если она пострадает от холода больше других. Вместе с маленьким мальчиком и Ке-цхик-о-венинне я улегся на теплую золу.
Note13
мешочка с талисманами
На следующее утро я спозаранок ушел на охоту и, прекрасно зная, какое негодование вызовет это новое несчастье у старой индианки, решил не возвращаться до наступления темноты. Подходя к тому месту, где стояла наша палатка, я услышал, что индианка ругает и бьет девочку. Когда я наконец приблизился к костру, старуха спросила меня, почему я не убил девочку, возвратившись вечером к стоянке и увидев сгоревшую палатку. «Раз ты этого не сделал, — сказала она, — то убью ее я». «О мама, — закричала девочка, — не убивай меня. Я заплачу тебе за все, что ты потеряла». — «Что же ты можешь мне дать? Чем ты можешь заплатить?» — спросила старая индианка. «Я призову к тебе Манито, — ответила девочка, — великий Манито придет и наградит тебя, если ты меня не убьешь!»
Так мы лишились всех наших продуктов и остались почти без одежды; нам ничего не оставалось, как отправиться в факторию Аниба в Ке-ну-кау-не-ши-вай-боанте, где нам отпустили товаров в кредит на сумму, равную стоимости одной связки бобровых шкурок. Приобретя таким образом одеяла и одежду, мы направились к палатке Ва-ме-гон-э-бью, откуда он с женой проводил нас к месту бывшей стоянки.
Тотчас по прибытии мы соорудили небольшой шалаш из камыша, чтобы жить в нем, пока не будут сплетены циновки для нового вигвама.
Женщины рьяно взялись за дело, чтобы скорее закончить работу, и самой прилежной из них была Сквахшиш, боветигская девушка. Ночью, когда темнота уже не позволяла охотиться, мы с Ва-ме-гон-э-бью тоже помогали в работе. В течение нескольких дней новая палатка была готова, и Ва-ме-гон-э-бью, подстрелив трех лосей, возвратился в свой лагерь.
Прошло немного времени, и обилие пищи вернуло нам хорошее настроение. Однажды вечером старая индианка подозвала боветигскую девушку и спросила ее, помнит ли она о том обещании, которое дала, когда ее наказывали за сгоревшую палатку. Сквахшиш ничего не ответила, а Нет-но-ква воспользовалась случаем, чтобы разъяснить девушке, что нельзя так легкомысленно и непочтительно упоминать имя божества.
ГЛАВА VI
Неудачная попытка принять участие в военном походе на Миссури. — Переезд к Лосиной реке. — Несколько индейцев племени надоуэй из Южной Канады приходят в мои охотничьи угодья. — Гостеприимство индейцев кри. — Колдовство. — Ссора с надоуэдем. — Группа тус-квау-го-ми. — У водопада Брайн на Лосиной реке. — Мое падение с лошади и его тяжелые последствия. — Я разделяю трудности своего брата. — Особенности поведения лосей. — Области обитания лосей и северного оленя.
Пробыв до весны в этой местности, мы к началу сезона сахароварения переселились в Ке-ну-кау-не-ши-вай-боант, где попросили у местных индейцев отвести нам несколько деревьев для добычи сока. Они выделили нам участок, где было очень мало деревьев. Старая индианка обиделась и решила здесь не оставаться. Поэтому мы пошли дальше, пока не отыскали места, где можно было в изобилии добывать сахар. Кроме того, здесь водилось много бобров и росли березы; из этого дерева мы делали корыта, в которые собирали кленовый сок. Когда мы пробыли там столько времени, сколько потребовалось, чтобы наварить достаточно сахара, к нам пришел впавший в крайнюю нужду Ва-ме-гон-э-бью с тестем и всей своей большой семьей. Кое-что мы смогли им выделить. Но Нет-но-ква, передавая десять самых лучших и самых больших шкурок из тех, что я добыл, тестю Ва-ме-гон-э-бью, не смогла удержаться от замечания: «Все эти шкурки и много других добыты моим младшим сыном, не таким сильным и опытным, как ты и Ва-ме-гои-э-бью». Она явно дарила шкурки с неохотой, а старик был смущен, принимая этот подарок.
Через несколько дней они покинули нас, направившись к фактории. Когда же мы всей семьей решили тоже перебраться к фактории на Маус-Ривер, к нам присоединился Вау-бе-бе-наис-са. Листья распустились, подсечка была уже сделана, и мы занялись ловлей осетров, как вдруг снова выпал глубокий снег и ударили такие морозы, что деревья затрещали, как зимой, и многие погибли. Река замерзла.
У фактории на Маус-Ривер снова собрались многочисленные группы ассинибойнов, кри и оджибвеев, задумавших вместе с индейцами мандатами новый военный поход против уже упоминавшегося мною племени а-гуч-а-нинне. На сей раз мне захотелось к ним примкнуть, я сказал старой индианке: «Хочу сопровождать своих дядей („Дядями“, по обычаю индейцев, Теннер звал всех мужчин своего племени, которые были старше его.), которые уходят к мандатам». Она пыталась уговорить меня отказаться от этой мысли, но, увидев, что я заупрямился, отобрала ружье и мокасины. Это меня еще больше раззадорило, и я последовал за индейцами босой и без оружия, надеясь, что они придут мне на помощь. Но не тут-то было: меня отправили обратно, категорически отказавшись взять в поход. Я очень рассердился и огорчился, но у меня не было иного выхода, как вернуться к женщинам и детям.
Не желая просить старую индианку отдать мне ружье, я забрал капканы, ушел из лагеря и не возвращался до тех пор, пока не наловил достаточно бобров, чтобы выменять на их шкурки новое ружье. Но когда мне это удалось, воинственный пыл уже угас. Большинство оставленных воинами женщин уже начало голодать; только ценой больших усилий мне вместе с совсем юными подростками и стариками удалось обеспечить их пищей.
Наконец воины вернулись из похода, не принесшего им славы. Мы отделились от них и вместе с родичем Нет-но-квы, по имени Вау-це-гау-маиш-кум (Идущий Вдоль Берега) отправились к Лосиной реке note 14 . У этого индейца было две жены; одну из них звали Ме-сау-бис (Пух Молодого Гуся).
Note14
река Элк