Тридцать три – нос утри…
Шрифт:
– Тяни осторожно, – велел Винька Лехе. Тот и потянул потихоньку.
И надо же так, чтобы именно сейчас началось корабельное бедствие!
– Ай, – негромко сказала Кудрявая посреди разлива. И качнулась. Потому что корыто дало бурную течь.
Оно же было старое, это проржавевшее плавсредство. Шурилехи залепили дырки гудроном, и вот сейчас одна заплата отскочила. Из днища вырвался клокочущий ключ! Это увидели все, на обоих берегах.
– Тащи скорее! – заорали одни Лехе (и
– Тяни обратно! – закричали другие Шурке.
Шурилехи дернули – каждый к себе. Изо всех сил. Обе веревки оборвались и прилетели к ногам хозяев.
Стало тихо, только одна первоклассница пискнула по-мышиному.
Винька увидел, что сию минуту Кудрявая вот так на корточках, с портфелем у груди, опустится в воду по горло. А то и по макушку…
До корыта было метров пять. Винька вспорол воду ногами. Она, ледяная, залила короткие резиновые сапожки, вмиг пропитала фланелевые шаровары (которые назывались тогда “лыжные”), захлестнула по карманы куцее пальтишко.
Винька одним махом подхватил Кудрявую на руки. (Потом удивлялся: откуда силы взялись?) Валькины б о тики с пряжками все же макнулись в воду, но лишь на секунду. Не беда…
Винька вышел и поставил Кудрявую на сушу под одобрительные возгласы. В том числе и глупые:
– У, Шуруп! Второй раз невесту спас!
– Герой Северного морского пути!
– Челюскинец!
– Мамка челюскинцу надает по заднице за сырые штаны!
– Ты что! Он подвиг совершил!
– Пойдем, – презирая крикунов, сказал Винька Кудрявой. Она кивнула и пошла (из ботиков – пузыри). И хромала сильнее, чем обычно.
– Ты чего? – неловко сказал Винька. – Ушибла ногу, что ли?
Она вздохнула – кажется, сквозь боль:
– Нет, это бывает. Скоро пройдет. Называется “нервное”…
– Чё нервничать-то? – неловко буркнул Винька. – Придешь домой, ноги согреешь, и все пройдет. Держись за меня…
– Ага… – Кудрявая взялась за Винькино плечо. – А тебе очень холодно?
– Сейчас не холодно, привык уже, – соврал он.
– Пойдем скорее! – И Кудрявая заковыляла решительно.
Была Кудрявая в меховой потертой шапчонке с очень длинными ушами – их можно завязывать на груди. Сейчас уши не были завязаны, сильно мотались, один раз щекочуще попали Виньке по щеке.
– Скоро придем, – виновато сказала Кудрявая. На этот раз она не стала спорить, когда Винька решил помочь ей на лестнице. Спустились. Добрались до “хуторка”.
– Ну, я пошел…
– Куда?! – очень удивилась Кудрявая.
– Домой, куда еще…
– Ты, что ли, помереть решил от простуды? Пойдешь к нам, сушиться будешь.
– Да вот еще… – опять застеснялся Винька.
Негромко, но почти как Марина Васильевна, Кудрявая сказала:
– Ну-ка, не рассуждай. Марш в дом.
В низкой кухне трещала печка-плита. И хозяйничала маленькая женщина с такими же, как у Кудрявой белыми волосами. С худым лицом и глубокими складками у рта.
– Мама, это Виня Греев. Помнишь, я про него говорила? А сегодня он меня из лужи спас, из глубокой. Смотри, какой мокрый… А я тоже ноги промочила.
– Горюшко мое! – Мама Кудрявой стряхнула с фартука картофельные очистки. – Два горюшка! Ну-ка…
Он ловкими движениями стащила с Виньки пальто, велела снять сапоги, сдернула с него промокшие штаны, двумя взмахами стянула сырые чулки. Винька ойкал, но не очень стеснялся. Под лыжными “шкерами” у него были надеты для тепла еще летние штаны. Стало даже приятно, будто опять лето – от печки тянуло по ногам сухим теплом. Мама Кудрявой придвинула к печке некрашенную лавку, открыла дверцу.
– Садитесь к огню… водоплавающие. Грейте мокрые лапы.
Винька сел. Кудрявая – рядом. Она тоже была босиком, с белыми тонкими ногами. Винька не выдержал, покосился: отличается ли у нее правая ступня от левой? Размером не отличалась, только сильно была повернута внутрь. Кудрявая заметила этот взгляд. Винька съежился, и то ли от смущения, то ли в ответ на печное тепло, его запоздало тряхнуло резким ознобом.
Мама Кудрявой накинула на Виньку и на дочь пахнущий овчиной полушубок. На спины и на головы.
– Грейтесь как следует.
Теперь Винька и Кудрявая поневоле оказались совсем рядышком. Винька ощутил острое плечо Кудрявой. Она прошептала:
– Это мамин полушубок. Сторожевой…
– Как это “сторожевой”? – отозвался Винька. Тоже шепотом.
– Она в нем на работу ходит. Ночью. Она сторожем работает на автобазе.
“Ох, а как же ты одна-то здесь по ночам? – испуганно подумал Винька. – В такой глуши”. Сам он точно помер бы со страху.
Кудрявая, кажется, догадалась.
– У нас еще бабушка есть. С бабушкой никогда не страшно, она знаешь какая… Она военной была, во фронтовом госпитале.
– А где бабушка сейчас?
– В магазине или на рынке, по хозяйству… Винь…
– Чего?
– Помнишь, ты тогда про Робин Гуда говорил?
– Ну…
– Расскажи еще, а?
Винька уже не вздрагивал. Тепло ему было под мохнатой овчиной, рядом с Кудрявой, которую он героически спас. И которая сидела рядышком, как… ну, как девочка Герда рядом с мальчишкой Кеем, когда его еще не похитила Снежная королева. И вовсе не какие они не жених и невеста! Да и не было рядом никого, кто мог бы задразнить так…