Тридцать три – нос утри…
Шрифт:
Винька не стал выходить из блиндажа, прочитал заклинание прямо на топчане. Но зато очень старательно, ничего не забыл.
Ферапонт
1
Винька проснулся в блиндаже от запаха папиросного дыма. Запах сочился в щели рогожного полога. В них же сочился свет солнечного утра.
Винька откинул отсыревшие рогожи и высунул голову. Ночью прошел последний дождик, и теперь блестела трава.
Пониже Винькиного жилища была скамейка (он сам вкопал там два
Он обернулся. Они с Винькой встретились глазами. Ферапонт небрежно сказал:
– Ну, чего смотришь? Иди, посиди рядышком.
Винька поддернул трусы и, ежась, вылез в прохладу. Спустился, независимо сел на другой конец лавочки. Солнце сразу пригрело плечи.
Из брючного кармана Ферапонт вынул блестящий портсигар. Со щелчком откинул крышку.
– Хочешь?
Винька помотал головой.
– Небось, еще и не пробовал? – сказал Ферапонт. Без насмешки, скорее добродушно.
– Пробовал. В лагере. Там все пробовали. Противно сделалось, я больше не стал… – Винька чувствовал, что честная независимость сейчас уместнее хвастовства.
Ферапонт покивал, защелкнул портсигар.
– Ну и правильно. И не привыкай.
Взрослые манеры его не вязались с тонким квакающим голоском. Винька чуть усмехнулся:
– А сам-то зачем привык?
Ферапонт не обиделся, не огрызнулся. Выпустил из губ дымок.
– Должна же быть в жизни хоть какая-то радость.
Винька подумал и осторожно спросил:
– А у тебя… что ли, больше ни каких?
Ферапонт бросил вниз окурок и сплюнул. Попал на брючину, сорвал лопух, вытер. И смотрел перед собой.
Винька пожалел о своем вопросе. О глупом. Из романа “Патент АВ” он и так знал, что у лилипутов радостей в жизни нет. Ни у бедных, ни у богатых. Даже лилипут– миллионер, который мог купить все на свете, готов был отдать до последнего цента, чтобы стать нормальным человеком… И стал! Благодаря чудесному лекарству. Но это фантастика. А чем утешить настоящего карлика (который, к тому же, явно не миллионер, хотя и не бережет дорогие брюки)?
Винька проговорил нерешительно:
– А когда выступаешь, это разве не радость? Тебе же аплодируют. Бывает же это… артистический успех. – И подумал: “Сейчас, наверно, опять плюнет. И обругает”.
Но Ферапонт лишь потер ладошками взрослые щеки (а локти поставил на колени). И объяснил:
– Аплодируют за то, что ростом им по колено… Какой я артист! Это Рудольф… воображает себя знаменитостью. А я у него на подхвате. Давно бы ушел, кабы знать, куда…
– А что? Он… плохой? – несмело поинтересовался Винька.
– Да ну его в… – Ферапонт четко сказал, куда именно “ну” иллюзиониста Циммеркнабе, встал и не оглядываясь начал подниматься к дому.
А Винька посидел еще с полминуты и решительно сбежал вниз, к Туринке. Там он вдоль кустов добрался до бочаги, окунулся. Вода с утра была холодноватая. Винька попрыгал на мостках, вытряс из ушей воду и пошел к “хуторку”.
Бабушка ходила между грядок. Винька лег пузом на изгородь.
– Баба Саша, здрасте! Кудрявая еще спит?
– Да что ты, Вин ю шка! Раным рано опять ушли с мамой в поликлинику. От ленинградского доктора письмо пришло, торопит. Скоро поедут… Велел он все анализы готовить и ходить побольше, ножку разрабатывать.
– Тогда пусть, когда вернется, ко мне зайдет! А то все только я да я к ней… Я ей блиндаж покажу!
После завтрака Винька сбегал к себе на улицу Короленко. Помог Рите и Рае окончательно расчистить кухню и большую комнату – они готовили квартиру к побелке. За этой самоотверженной работой застала Виньку мама, она пришла на обед. Мама принесла покупку: новое изобретение для хозяек – керогаз. Это такая штука вроде маленькой печки на керосиновом горючем. Гораздо мощнее обычных медлительных керосинок и безопаснее гудящих примусов, которые иногда (по слухам) взрываются…
На этом серебристом, похожем на большую кастрюлю с ножками керогазе мама сварила вермишелевый суп и пожарила картошку: для Виньки, для Раи и Риты и для себя. Они пообедали прямо на полу, на расстеленных газетах, потому что все столы были задвинуты “в тартарар ы ”. И это было чудесно – почти как в экспедиции.
Когда Винька вернулся в “таверну”, Людмила шумно хлопала развешенные на перилах половики. Ей помогала Кудрявая.
– Я уж давно тебя тут жду, – сказала она без упрека.
– Дела ремонтные… – вздохнул Винька.
Он для вида тоже поколотил палкой по сплетенному из тряпиц коврику и потащил Кудрявую в блиндаж.
Кудрявая Винькино жилье одобрила, только сказала, что надо бы прибраться.
Они прибрались. Потом сели на топчаны друг против друга и поболтали о том, о сем. Винька рассказал о новых квартирантах. Поэтому Кудрявая не удивилась, когда они, поднявшись на двор, увидели там Ферапонта.
Ферапонт байковой тряпочкой полировал свои туфельки. Брюки на нем были другие, чистые, а гладкая прическа блестела.
– Здор о во, – небрежно сказал Винька.
– Привет, привет, – отозвался Ферапонт своим квакающим голоском. Поднял голову и уставился выжидающе.
– Это Валя, – сказал ему Винька. – Она во-он там живет, – и мотнул головой в сторону “хуторка”. А Кудрявой объяснил (будто до той минуты не говорил ей о лилипуте ни слова): – Это Ферапонт. Он артист. Ас-си-стент ил-лю-зи-о-ниста… – Выговорить это стоило труда.
Кудрявая – она молодчина! – не показала ни капельки любопытства к маленьким размерам артиста.