Трилистник
Шрифт:
– Мы отвезём его к брату, а ты покормишь кота. И не волнуйся. Скоро Андрей приедет. Мы его отвезём на нашей машине, и он вернётся как огурец через пару дней.
С этими словами он попятился к лифту и слегка кивнул перед затворившимися дверьми.
«А почему я должен волноваться?», – подумал Денис.
Андрей Мещеряков жил в трешке на соседней лестничной клетке. Когда-то там жила средняя по размерам московская семья интеллигентов. Братья: Андрей, старше Дениса на десять лет, Павел, ровесник Дениса и их родители, ныне покойные: отец – дядя Слава и мама – тётя Инна. Денис, когда был мальчишкой, частенько бегал
«О как скучна, печальна, холодна
Постель, когда ты ночь проводишь»
Шекспир в восьми томах издания пятьдесят седьмого года лежал на верхней незастекленной полке в спальне Андрея. В отличие от других книг на полке, эти не были покрыты пылью и казались только что сошедшими с печатного станка. «Так, что нам скажет Шекспир», – он открыл первый попавшийся том. В нем лежала закладкой записка с какой-то длинной химической формулой. И внизу мелко надпись: «Основа. Открой шкаф в сортире, термос там».
«Странно, – подумал Денис, – какие-то формулы люди по книжкам раскладывают. Кстати, довольно длинная формула… Любопытно. Денис вглядывался в ровный почерк и тут ему внезапно пришла мысль. А что, если я Киселёву позвоню, этому ботану-однокласснику? Заодно, узнаю, как он, давно не звонил.
Долгие гудки.
– Да, – бодрый, как показалось, голос Алексея.
– Привет, старик, это Башманов. Как дела, как жизнь? Чего не звонишь?
– Привет, Ден. Рад слышать.
– Давно не виделись. Ты где сейчас?
– Науку вот грызу, в РАН зовут на постоянную основу. Но там копейки, а в нашей лаборатории худо-бедно платят.
– Я тебе по делу. Тут у меня формула одна есть, посмотришь?
– Формула?
– Да, сосед дал. Она у него от предков. Начал вот в старых книгах копаться…
– С каких это пор ты стал химией интересоваться?.. Ладно, давай, высылай.
После отправки сообщения со сканом Денис ждал минут пять. Потом не вытерпел, позвонил сам:
– Ну ты что молчишь, получил?
– Получил. Вот думаю, ЧТО ЭТО. Аморфный изотоп или что-то близкое к семейству циклоалканов, а как это все получить и что это такое ВООБЩЕ, понятия не имею. Передай соседу, что тот, кто её написал, был или шизофреник, или гений… Может быть, всё в одном лице.
– А что по существу? Можно простым языком?
– Если грубо и по существу, то это летучее соединение, которое меняет химические свойства. И, судя по всему, легко их меняет. Как перчатки. Теоретически это получить невозможно… Ну, или пока невозможно.
– А как это можно использовать?
– Ну, старик, ты задаёшь слишком много вопросов! Как я тебе могу сказать, как его можно использовать, когда я понятия не имею, ЧТО ЭТО? Вот разберусь немного, позвоню. Время у соседа терпит?
– Терпит.
– Ну, тогда на связи.
Положив книгу на полку, вышел в коридор и заглянул в сортир. Не любил он ходить по чужим сортирам, тем более без нужды, но любопытство взяло верх. Сортир холостого Андрея представлял убогое зрелище, но был относительно чист и в меру скромен. «Да, с таким сортиром приличную даму не приведёшь, хотя, холостяк-холостяку рознь», – с этими мыслями он открыл шкаф и среди разной мелкой рухляди увидел термос, точнее термосок для напитков: маленький, китайский, купленный еще во времена его юности. Пройдя на кухню, он открыл его. Термос был наполовину залит мутноватой белой жидкостью. Он понюхал. «Прозрачная жидкость без запаха. Что за дерьмо он здесь хранит, и почему я должен об этом заботится? Бедный Андрюха, он последнее время нигде не работал. Вид был у него взъерошенный какой-то, как у алкаша, ищущего заначку. И при чём здесь кот и его странные друзья?.. Так-так, что-то не то здесь с друзьями и котами. Если это друзья, зачем врать про кота? А если это не друзья, то кто?»
Он вспомнил, как долговязый посмотрел поверх него. Что-то странное было в его глазах. Обычно, когда обращаются к собеседнику, смотрят в глаза, ну, или на лицо. Но тот смотрел мимо, как будто проверял, есть ли кто ещё в его квартире. «Нет, нет, это бред воспалённого воображения», – подумал Денис и повернул ключ, запирая квартиру Андрея.
Лев Борисович
Осень в Киеве 1939 года выдалась холодная и сухая. Шуршали под ногами наметенные с множества аллей и парков вороха разноцветных листьев, продавцы мороженного начинали ежиться на тротуарах, трамвайные звонки резче звучали в холодном воздухе. После событий сентября, когда фашисты напали на Польшу, в атмосфере витала напряженность. В газетных киосках выстраивались очереди за свежей прессой, люди активно обсуждали и делились прочитанным.
Как-то в конце этой осени, а точнее в начале ноября Лев Борисович Бауэр, младший научный сотрудник института Востоковедения, шёл рано утром на свою работу. В свои двадцать три года, он легко перепрыгивал через лужи и напевал что-то весёлое про себя. На углу Крещатика его неожиданно остановили двое в серых пальто и, предъявив удостоверения сотрудников НКВД, попросили проехать с ними на служебной машине. Ехали они недолго, по тому же Крещатику, затем свернули в переулок и подъехали к невысокому двухэтажному зданию. Там вошли в парадную дверь, спустились в подвал.
Полчаса его допрашивали на предмет лояльности к Социалистическому строю, Коммунистической партии, товарищу Сталину, зачитывали фрагменты его биографии с момента поступления в институт, сверяли что-то, записывали. Потом один из них, младший по званию, с грустным лицом, подошел вплотную и сел на принесённую им табуретку.
– У нас к вам несколько вопросов. Ваши сотрудники говорят, что Вы сотрудничаете с Поляками. У нас есть показания Миры Абрамовны Акивисон, – с этими отчеканенными словами он впился в Лёвушкино лицо. – Вы можете с ними ознакомиться, кстати. При желании.
Мира Абрамовна, лаборантка Мирочка, которая ему так нравилась, и которая ему улыбалась при каждой встрече. Не может быть, это абсурд! Минут пять он, слегка сощурившись, непонимающе бегал глазами по бумаге. Да, вот «Неоднократно выражал несогласие с линией партии по вопросу присоединения Польши с Советскому Союзу…» но это не совсем то, а вот: «Сотрудничал с Польскими оппортунистами и врагами польского народа. Была свидетелем разговора с польским гражданином, из которого сделала вывод о гнусных и провокационных намерениях…»