Триллион евро
Шрифт:
В Колизеуме! Ну вот вам и пожалуйста. Туда моя дражайшая бегает как минимум по три раза в неделю! И представления там затягиваются, как она мне говорила, порой и далеко за полночь. Ничего себе, а? Ну, это хотя бы окупается?
А, дорого не звание, а призвание. Понимаю. Это вы хорошо сказали. Мой дорогой юный друг и сотоварищ по больничной койке, простите, пожалуйста, моё любопытство, мне действительно не хотелось бы быть бестактным, но всё же — как вам удалось, собственно, профинансировать такую операцию? Я хочу сказать, ведь чип, все эти прибамбасы и сама операция стоят чёртову уйму денег, а? Для меня это мелочь, но для вас?..
Что?
О! Вот те раз.
Должен признаться, я малость озадачен. Так, значит, исполнение приговора? За самозванство и лже-высокий ранг? Ничего себе! Потому что выдавали себя за аристократа? Ну и ну! И судья поставил вас перед выбором:
Ясно, что государству это обойдётся дешевле, чем ваше тюремное заключение. Вполне понимаю такой ход мысли. Если вы сами обеспечиваете себе кров и пропитание, вы не так обременительны для общества. Это убедительно. Чип в любом случае дешевле, чем содержание тюрем и штат охраны. Опять же, вам тоже предпочтительнее и впредь дышать воздухом, не разлинованным в клеточку, а? В чисто метафорическом смысле, разумеется. С другой стороны, некоторым образом вы прямо-таки счастливчик. То, за что я дорого плачу, вы получаете в подарок от официальных органов, бесплатно и с освобождением от налоговых сборов.
Как вы сказали? «С освобождением» — не совсем верно подобранное слово? Ха-ха. Хорошо, что вы воспринимаете это с юмором.
Уа-а-ах… Извините. Начинает действовать наркоз. Теперь уже осталось недолго, я думаю. Скоро явится медсестра и заберёт нас в операционную. И в будущем всё будет не так, как было раньше… Мне жаль вас, молодой человек. Примите мои соболезнования. Конечно, вы сами во всём виноваты. Надо всё же знать своё место в обществе. Из хижины во дворец — такое бывает разве что в театре. И при ближайшем рассмотрении, такой, как вы, ведь и воспитан не для этого. Едят-то актёры, хотя бы, при помощи ножа и вилки?
А, значит, всё-таки да.
Ну, хоть что-то.
Жарковато здесь, правда? Можете спокойно расстегнуть рубашку, друг мой, не стесняйтесь!
Бух, у вас что-то выпало. Вон лежит, у изножия вашей кровати. Однако невероятно, какие бывают совпадения, не правда ли? Вот точно такую же авторучку я подарил недавно моей драгоценной Эрменжильде. При первой же возможности разберусь с этим жуликом-ювелиром. Ничего себе, эксклюзивная, неповторимая вещь! Эти прохвосты всегда обведут тебя вокруг пальца, если не держать с ними ухо востро. Глаз да глаз нужен за обманщиками. Чего они только не впарили уже моей жене… Я временами думаю, что она просто слишком хороша для этого мира.
Её роду, между нами говоря, пришлось немало вынести. Я бы сказал, поистончился род, поистощился, ха-ха. Особой голубизной крови её семья при всём желании похвастаться не может. Поэтому моя мать и была решительно против нашего брака. Но я добился своего. Наследником-то всё равно остаюсь я, в конце концов. И что, я хоть раз пожалел об этом? Ни одной секунды, все эти месяцы. Если бы вы знали мою Эрменжильду, как знаю её я… Эта прелесть! Эта собачья преданность и верность! Эта благодарность, переходящая в раболепие…
А вот и сестра. Сердечно приветствуем вас, благодетельница. Ну что, сейчас начнётся, правда ведь?
Ха-ха.
Как вы сказали?
Нет. Стоп-стоп, здесь какая-то ошибка. Это я Тилотто фон Лотаринг. А он совсем другой.
Нет! Говорю же вам, сестра. Хотя говорить мне становится всё труднее. Осуждённый правонарушитель — это он, на другой кровати, тот, что ухмыляется во всё лицо, как слабоумный. Я же, позвольте вам заметить, богатейший человек страны, украшение высшего общества, венец творения. Я мог бы купить всю вашу клинику, глазом не моргнув, пусть она стоит хоть миллион евро. А с завтрашнего дня мне для этого достаточно будет только подумать: «Да, я хочу это приобрести!» — и раз! — вы уже принадлежите мне. И не только в чисто метафорическом смысле, чтобы вы меня правильно поняли, а?
Молодой человек, вы уж, пожалуйста, держите себя в руках. Сохраняйте дистанцию. Кто вам позволил вмешиваться? Что значит: «такие высказывания типичны для самозванцев, выдающих себя за другого»?
Нет!
Сейчас же расстегните ремни обратно, сестра! Вы совершаете ошибку! Вы того и гляди нас перепутаете! Ха-ха, да как же такое может быть, ведь быть того не может?
Да вы что, оглохли?
Нет! Спасите! Помогите-е-е…
Стоп, я знаю, что делать. Сейчас же позвоните моей жене, сестра. Прямо с этого аппарата. Да, вот именно. Баронессе. Попросите её дать описание моей персоны. И тогда ошибка разъяснится.
Ну вот. Что она говорит? «Высокий, хорошего сложения, светлые вьющиеся волосы, моложавый»? Ну, возможно, она меня немножко приукрашивает, но любви это свойственно…
Эй, эй?..
У меня перед глазами всё расплывается. Вижу как сквозь туман. Я очень устал. Кровать увозят. Итак, действительно, я должен сказать, молодой человек, меня немного разочаровывает, что вы неверно оцениваете положение вещей. И последнее, что я слышу, пока меня провозят мимо вас, это тихие слова: «Жаль, приятель. Эрменжильда говорит, что поменять нас ролями будет лучше всего. И в этом, разумеется, мне нечего ей было возразить».
Жан-Клод Дюниак
В садах Медичи
В предыдущем рассказе вопрос идентификации человека раз и навсегда должен разрешить чип — маленькая, но решающая деталь одного подлого, коварного замысла. Следующий рассказ тоже затрагивает эту тему, но на более глубинном уровне. Ибо что же вообще создаёт нашу индивидуальность? Не что иное, как наши воспоминания. Если мы их теряем, мы перестаём быть теми, кто мы есть.
Жан-Клод Дюниак эту точку зрения неподражаемо использует в своём коротком рассказе.
Жан-Клод Дюниак, родившийся в 1957 году, имеет учёную степень по прикладной математике и работает в качестве специалиста по высокомощным компьютерам в компании «Аэрбас Франс» в Тулузе, где и живёт. Научную фантастику он пишет с начала восьмидесятых. В настоящее время на его счету семь опубликованных романов, шесть сборников рассказов, а также многочисленные премии.
Против печально известной позиции англоязычного мира — игнорировать писателей, работающих на других языках, — Жан-Клод Дюниак выработал свою собственную стратегию: поскольку его профессия сопряжена с непрерывными международными контактами и означает прекрасное владение английским, он в состоянии сам перевести свои рассказы и — после испытания на англоговорящих — предложить их международным научно-фантастическим журналам. И в этом он преуспел. Популярный английский журнал «Интерзона» в последние годы опубликовал уже пять его рассказов, два из которых были перепечатаны американским «Ежегодником лучшей НФ и фэнтези для подростков» в 1998-м и 2002-м годах. В «Full Spectrum» появились пока что два его рассказа, два других — в австралийском журнале «Альтаир» и два — в канадском журнале «On Spec».
Жан-Клод Дюниак считается во французской научной фантастике признанным мастером короткого рассказа, хотя сам он и утверждает, что пишет короткие рассказы главным образом потому, что дающая ему хлеб претенциозная профессия оставляет слишком мало времени для писания. Но наверняка это не единственная причина, заставившая его написать свой последний на сегодняшний день роман «'Etoiles mourantes» («Умирающие звёзды») в соавторстве с Аердалем, другим известным во Франции научным фантастом. Оба получили за роман в 1999 году премию Общества Эйфелевой башни и премию «Озон», а теперь роман издан и в Италии.
Нехватка времени? Жан-Клод Дюниак пишет, кроме того, тексты песен для разных французских певцов. И эта деятельность, в свою очередь, вдохновила его к написанию романа «Вперёд, Амундсен», истории одного посредственного рок-певца, который вместе со своим оркестром зомби обязался совершить сомнительное турне по Антарктиде… Ясно одно: Жан-Клод Дюниак не испытывает недостатка в оригинальных идеях и мастерски воплощает их, вооружённый могущественной силой языка.
Как и в следующем рассказе, горько-сладкой истории любви, истории о том, как же любить человека, который каждое утро забывает всё, что было, и кто он есть…
Три года спустя они снова встретились в садах Медичи. Он шёл мелким, торопливым шагом. Равномерный поток его мыслей катком раскатывал расстилающуюся прямолинейную аллею из песка и белого гравия перед ним. Она сидела на каменной скамье, держа в руках книгу с истрёпанными страницами. Над головой медленно покачивалась пиния.
Они бы никогда не получили возможность встретиться. Чтобы защитить её теперешнее личное пространство, хватило бы одного лёгкого поворота аллеи, или можно было бы поднять вокруг скамьи непроницаемую живую изгородь. Но в этот ранний час сады были пустынны, и сумасшедший архитектор, который правил во владениях Медичи, ещё не активировал большинство своих механизмов. Ни площадки газонов, ни увитые плющом галереи не делали попыток по-новому сгруппироваться для гипотетического пешехода. Утренняя заря стёрла память статуй и фонтанов. Каждая травинка имела тот же вид, что и накануне, или только что начинала робко идти в рост… В тот день, казалось, сады были целиком предоставлены воле случая.