Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы
Шрифт:
Незнакомка кивнула.
– Буду называть тебя Т’риссой.
Женщина улыбнулась и наклонила голову:
– Я – рожденная в море.
– Пойдешь пешком или поедешь со мной?
– Мне нравится животное, на котором ты сидишь. Я тоже хочу такое.
Повернувшись, она уставилась на высокую траву слева от себя.
Внезапно возникшее там движение заставило Фарор схватиться за копье. Черные стебли травы вздыбились и изогнулись, завязываясь в узлы. Она услышала, как из земли с треском вырываются корни, после чего раздался странный звук – громкий хруст и нечто похожее на скрип скручиваемых веревок, а затем перед ее глазами начало обретать очертания некое
С земли, стряхивая пыль, поднялась связанная из травы лошадь, массивная, словно боевой конь. На месте глазниц у нее зияли дыры, а рот представлял собой массу заостренных стеблей. Казалось, будто она весила намного больше, чем трава, из которой состояла.
Лошадь Фарор в испуге попятилась, и всадница с трудом удержала ее на месте.
А Т’рисса тем временем принялась создавать из травы одежду, подражая стилю шелкового одеяния смотрительницы. Она стояла не шевелясь, а черные стебли змеями обвивали стройное тело, полностью подчиняясь ее воле. Все это напоминало магию, доступную лишь богам, которая пугала Фарор до глубины души. Облачившись в сотканную из травы блестящую, странно мерцающую одежду, девушка сотворила из того же материала копье, а затем меч с поясом и наконец снова повернулась к Фарор:
– Я рожденная в море. Я путешествую со смотрительницей Внешних пределов Фарор Хенд, связанной кровными узами с домом Дюрав, и мы едем в Харканас, где правит Матерь-Тьма.
Она немного подождала, медленно изогнув брови.
Фарор кивнула.
Похоже удовлетворившись подобным ответом, Т’рисса подошла к своему странному коню и легко запрыгнула на его спину. Взяв поводья, которые, казалось, росли прямо из щек этого создания, сразу за краем рта, она вставила обутую теперь в сапог ногу в напоминавшие скрученные веревки стремена, а затем посмотрела на Фарор:
– Мне прокладывать путь, смотрительница Фарор Хенд?
– Буду только благодарна.
– В ту же сторону?
– Да.
– Матерь-Тьма, – улыбнулась Т’рисса. – Красивый титул.
Солнце опускалось к западному горизонту, будто плавясь в огненном озере, и капитан Шаренас Анхаду, в отличие от ее боевых товарищей, нисколько этому не радовалась. Вероятно, молодая женщина была своего рода исключением среди них, поскольку ее кожа покрывалась приятным загаром, вместо того чтобы обгорать, и она с удовольствием чувствовала солнечное тепло на лице, шее и тыльной стороне рук, лежавших на передке седла.
Да, жара стояла просто яростная, но Шаренас ею наслаждалась. Она не привыкла к холоду, как большинство ее сородичей, и северные кампании против джелеков вызывали у нее лишь неприятные воспоминания. В когорте иногда насмехались над мерзлячкой, выделяя ей дополнительные меха и дрова для костра, когда разбивали лагерь, а многие мужчины предлагали разделить с командиром постель – как они утверждали, исключительно из чувства долга.
Устав легиона, естественно, строго запрещал подобные развлечения с солдатами, и капитан Анхаду порой проклинала, пусть лишь в мыслях, это правило. Она была слишком молода, чтобы командовать когортой, но вряд ли стоило удивляться, что Шаренас назначили на такую должность, учитывая славу двух ее старших родственниц. Хочешь не хочешь, но с подобным наследием приходилось жить, даже если и не все в нем было достойно уважения.
Сейчас, когда Шаренас ехала в компании других офицеров легиона – включая лишенных звания и отправленных в отставку, – она жалела, что ни Инфайен Менанд, ни Тате Лорат не захотели к ним присоединиться. Девушка знала, что остальные пребывают в недоумении по поводу того, что может означать их отсутствие. Однако, обратись они за ответом к Шаренас – а она видела бросаемые в ее сторону взгляды, – их ждало бы разочарование. Впрочем, Шаренас любила своих сестер – как родную, так и двоюродную – и искренне восхищалась ими, относясь к обеим с немалым уважением. И нисколько не сомневалась, что, если в ближайшее время встанет вопрос о том, чью сторону занять, они не колеблясь ответят на призыв.
В то же время Шаренас вынуждена была признать, что не может в полной мере доверять некоторым из своих спутников. При этой мысли взгляд ее снова упал на рослого солдата, ехавшего позади авангарда в лице Хунна Раала и Оссерка. Илгаст Ренд принял это приглашение с неохотой – по крайней мере, так считалось – и, несомненно, пребывал в мрачном расположении духа, не менявшемся с того момента, когда они три дня назад покинули Нерет-Сорр. Собственно, по прибытии в окрестности селения он первым делом обратился к Хунну Раалу с многозначительным вопросом: «Знает ли об этом Урусандер?» Хунн Раал, улыбнувшись, уклонился от ответа. Илгаст наверняка стал бы настаивать, если бы не внезапное заявление Оссерка, что его отец не только осведомлен об их путешествии, но и полностью его одобряет.
Шаренас подозревала, что все это ложь. Ей тогда на какой-то миг показалось, будто Илгаст готов бросить вызов сыну Урусандера, но потом он лишь молча отвернулся, что, с точки зрения Оссерка, было оскорблением. Напряжение разрядил внезапный смех Хунна Раала, с размаху хлопнувшего Оссерка по спине, но Шаренас заметила яростный взгляд, которым юноша несколько мгновений спустя наградил Ренда.
Что ж, союзники вовсе не обязательно должны быть друзьями. Илгаст Ренд был главой Великого дома, и, если бы что-то вдруг пошло не так, мог потерять куда больше, чем любой другой.
«Но этого не случится, – подумала Шаренас. – Хунн Раал достоин уважения. Он знает, что делает, и, как и все мы, уверен, что поступает правильно».
Чтобы подавить в зародыше любые сомнения, ей достаточно было подумать об Урусандере. И пока бывший командир Шаренас по-прежнему являлся средоточием всех их амбиций – источником голоса разума, благодаря которому никакие справедливые требования не оставались без внимания, – она могла особо не беспокоиться насчет молодого Оссерка, отличавшегося вспыльчивостью и детской неуверенностью в себе. В любом случае рядом с порывистым, склонным к тирадам юношей всегда был Хунн Раал, который и сдерживал его.
Их сопровождали еще четверо, хотя лишь один из них, с точки зрения Шаренас, заслуживал серьезного отношения. Три родственницы Хунна Раала – Серап, Рисп и Севегг, – хоть и были солдатами, но буквально смотрели ему в рот и во всем ему подчинялись. Если верить слухам, подобная преданность с их стороны, по крайней мере отчасти, была завоевана Хунном под меховыми одеялами, хотя все три дамы были его троюродными сестрами – то есть состояли с ним в родстве не настолько близком, чтобы подобное считалось преступлением, но достаточно тесном, дабы их отношения вызвали удивленные взгляды и язвительные пересуды. В любом случае ясно было, что три молодые женщины буквально боготворили своего старшего родственника, и Шаренас забавляла мысль, что в основе этого поклонения лежит мастерство, которое Раал проявляет в постели. С другой стороны, жалость иной раз можно спутать с преданностью, а поскольку сама она никогда не предавалась плотским утехам с Хунном Раалом, то ни в чем, разумеется, уверена быть не могла. Так или иначе, он слишком много пил.