Трилогия Крысы. Мировой бестселлер в одном томе
Шрифт:
– Вы сейчас что-то бросали, не так ли? – спросил он, остановившись рядом.
– Бросал, – подтвердил я.
– Что бросали?
– Круглые металлические предметы. Внутри пустые. Отверстие с одной стороны.
Полицейский, похоже, слегка озадачился.
– Зачем бросали?
– Да низачем! Уже двенадцать лет прихожу сюда и бросаю. Иногда – по полдюжины за раз. И никто до сих пор не жаловался.
– То было раньше. А сейчас здесь – муниципальная территория. Бросать мусор на муниципальной территории запрещается.
Я выдержал паузу. Что-то задрожало во мне на
– Вся проблема в том, – сказал я полицейскому, – что в ваших словах и правда скрывается некий смысл.
– Так в Законе написано, – сказал полицейский.
Я вздохнул и достал из кармана сигареты.
– И что теперь делать?
– Ну, не буду же я требовать, чтоб вы лезли и подбирали. Темно уже, да вот и дождь собирается... Поэтому – чтобы больше предметов не бросали!
– Больше не буду, – пообещал я. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказал полицейский и растворился в сумерках.
Свернувшись калачиком на бетоне волнореза, я уставился в небо. Как заметила наблюдательная полиция, накрапывал дождик. Закурив новую сигарету, я прокрутил в голове свой диалог с полицейским. Мне показалось, что десять лет назад я был явно покруче... Хотя нет, – скорее всего, просто показалось. Что так, что эдак – разницы никакой.
Когда, возвратившись к реке, я поймал на набережной такси, дождь висел в воздухе, точно густой туман.
– В отель! – сказал я водителю.
– Путешествуете? – поинтересовался тот.
– Ага...
– Первый раз здесь?
– Второй, – ответил я, не задумываясь.
4
ОНА РАССКАЗЫВАЕТ О ШУМЕ ВОЛН, ПОТЯГИВАЯ «СОЛТИ ДОГ»
– Я привез вам письмо! – сказал я.
– Мне? – переспросила она.
Голос в трубке был страшно далеким, телефонная линия забита помехами, говорить приходилось куда громче, чем то нужно для нормальной беседы, и оттенки интонаций терялись напрочь. Как если взобраться на холм, встать под всеми ветрами и пытаться вести беседу, выкрикивая фразы в поднятые воротники пальто.
– Вообще-то, оно адресовано мне... Но мне кажется, что писали именно вам!
– Ах, вам так кажется?
– Ну да! – сказал я. Сказал – и сам почувствовал, в какую идиотскую ситуацию себя загоняю.
Она молчала. Помехи в трубке постепенно затихли.
– Я не знаю, какие отношения у вас были с Крысой. Я звоню, потому что он попросил меня с вами встретиться. А раз так, то, я думаю, вам и письмо лучше самой прочитать.
– Так вы специально для этого приехали сюда из Токио?
– Вот именно.
Она закашлялась, потом извинилась.
– А вы, что, были с ним друзьями?
– Вроде того.
– А почему же он не написал прямо мне?
Что говорить – в ее словах явно ощущалось больше здравого смысла.
– Действительно, не понимаю, – ответил я искренне.
– Так вот и я что-то никак не пойму. Все, что было когда-то, давно уже кончилось. Или нет?
Этого я не знал. Я так и сказал – не знаю. Прижимая к уху телефонную трубку, я лежал на кровати в номере и разглядывал потолок. Мне чудилось, будто я лежу, свернувшись калачиком, на дне моря и одну за другой считаю тени проплывающих надо мною рыб. При этом понятия не имею, до скольки досчитать, чтобы все-таки остановиться.
– Пять лет назад, когда он исчез куда-то, мне было двадцать семь, – несмотря на мягкий голос, эти ее слова прозвучали глухо, как из колодца. – Слишком многое меняется за пять лет...
– Это точно, – поддакнул я.
– Даже если на самом деле ничего не меняется, все равно – нельзя позволять себе так думать. Позволишь себе так думать – и уже никогда не сдвинешься с места... Хотя бы поэтому я стараюсь считать себя совершенно другим человеком.
– Мне кажется, я вас понимаю, – сказал я.
Мы помолчали. На этот раз первой заговорила она:
– И когда вы с ним виделись в последний раз?
– Пять лет назад. Как раз перед тем, как он исчез.
– Он что-нибудь сообщал вам? Почему уезжает и все такое?
– Нет, – сказал я.
– То есть, я тогда правильно поняла, что он исчез, никому не сказав ни слова?
– Совершенно правильно.
– Ну, а что вы подумали?
– В смысле – когда он исчез?
– Ну да.
Я приподнялся на кровати и оперся спиной о стену.
– Что подумал... Ну, пошатается с полгода, да и вернется назад. Он же из тех, у кого ничего не бывает надолго.
– Но он не вернулся...
– Да, не вернулся.
На другом конце провода явно боролись с собой: в очередной долгой паузе я различал ухом тихое прерывистое дыхание.
– Где вы остановились? – спросила она, наконец.
– В отеле «...........» .
– Завтра в пять я буду в кофейном зале отеля. Там, на восьмом этаже. Подходит?
– Прекрасно, – сказал я. – Я буду в белой футболке, зеленых шерстяных брюках.
Стрижка короткая...
– Ничего, я как-нибудь догадаюсь, – тихо, но с явным нажимом перебила она. И повесила трубку.
Я тоже положил трубку – и попытался сообразить, что же, черт побери, может означать это «как-нибудь догадаюсь». Но так и не понял. Что-то я стал слишком многого не понимать. Зря говорят, что с годами становишься мудрее. Как заметил какой-то русский писатель, это только характер может меняться с возрастом; ограниченность же человека не меняется до самой смерти... Иногда эти русские говорят очень дельные вещи. Не оттого ли, что зимой вообще лучше думается? Я забрался под душ, вымыл голову после дождя, вылез, обмотав полотенцем бедра, сел на кровать и включил телевизор. Шел какой-то американский фильм про войну и старую подводную лодку. Капитан и первый помощник грызлись как кошка с собакой, сама лодка напоминала ржавую кастрюлю, а в довершение ко всему этот жалкий сюжетик разразился еще и всеобщей панической клаустрофобией; – но, тем не менее, проблемы странным образом улаживались одна за другой, и в финале все у всех было в порядке. После таких вот фильмов может запросто показаться, что раз у всех все в порядке, то и война – не такая уж страшная штука. Не удивлюсь, если скоро начнут делать фильмы, в которых ядерная война испепеляет род человеческий – но в финале У ВСЕХ ВСЕ В ПОРЯДКЕ...