Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном томе
Шрифт:
Гленарван проявил исключительную энергию в этих приготовлениях. Он хотел во что бы то ни стало быть готовым к назначенному дню и добился этого. Не менее энергично, чем Гленарван, действовал Джон Манглс. Он спешил запастись углем, чтобы немедленно выйти снова в море. Джону хотелось прибыть на Аргентинское побережье раньше сухопутных путешественников. Благодаря этому между Гленарваном и молодым капитаном возникло настоящее соревнование, и оно, конечно, послужило на пользу делу.
14 октября в назначенный час все были готовы. В момент отплытия пассажиры яхты собрались в кают-компании. «Дункан» уже снимался с якоря, и лопасти его винта будоражили прозрачные воды бухты Талькагуано. Гленарван, Паганель, Мак-Наббс, Роберт Грант, Том Остин, Вильсон и Мюльреди, вооруженные
— Пора, — вымолвил наконец Гленарван.
— Ну, отправляйтесь, друг мой, — стараясь сдержать свое волнение, ответила Элен.
Гленарван прижал ее к груди. Роберт бросился на шею сестре.
— А теперь, дорогие друзья, — воскликнул Паганель, — давайте на прощанье пожмем друг другу руки, да так крепко, чтобы это рукопожатие чувствовалось до самой нашей встречи на берегах Атлантического океана!
Паганель хотел уж слишком многого. Однако, прощаясь, некоторые обнимались так горячо, что пожелание почтенного ученого могло, пожалуй, и осуществиться.
Все снова поднялись на палубу, и семеро членов экспедиции покинули «Дункан». Вскоре они высадились у набережной. Маневрировавшая в это время яхта подошла к ней ближе чем на полкабельтова.
— Счастливого пути и успеха, друзья мои! — крикнула в последний раз Элен с юта.
— Вперед! — скомандовал Джон Манглс машинисту.
— В путь! — как бы перекликаясь с капитаном, крикнул Гленарван.
И в тот момент, когда наши всадники понеслись по прибрежной дороге, «Дункан» на всех парах направился к открытому морю.
Глава XI
Переход через Чили
Гленарван включил в состав своей экспедиции четырех проводников-туземцев: трех мужчин и одного мальчика. Во главе их стоял англичанин, проживший в этой стране более двадцати лет. Занимался он тем, что отдавал мулов внаем путешественникам и служил для последних проводником через перевалы Кордильер. Перевалив через горы, он обыкновенно передавал своих путешественников бакеано — аргентинскому проводнику, хорошо знакомому с дорогами в пампасах. Англичанин этот не настолько еще забыл в обществе индейцев свой родной язык, чтобы не быть в состоянии объясняться с нашими путешественниками. Благодаря этому Гленарван получил возможность выражать ему свои желания и проверять выполнение отданных приказаний. Это тем более было важно, что испанского языка Жака Паганеля, несмотря на все его старания, пока никто не понимал.
При англичанине («катапаце» на чилийском наречии) было два подручных пеона и двенадцатилетний мальчуган. Пеоны погоняли мулов, нагруженных багажом экспедиции, а мальчик вел мадрилу — небольшую кобылицу с бубенчиками и колокольчиком. Мадрила шла впереди, как бы вожаком десяти следовавших за ней мулов. На семи из них ехали наши путешественники, на восьмом — катапац. Остальные два мула были нагружены съестными припасами и несколькими кусками материи, назначение которых было задобрить кациков [30] пампасов. Пеоны, по своему обычаю, шли пешком. Переход наших путешественников через Южную Америку, казалось, должен был совершиться в наилучших условиях как в смысле скорости, так и в смысле безопасности.
30
Кацик — вождь туземного племени.
Перевалить через горную цепь Кордильер не так-то легко. Предпринять это можно, только имея в своем распоряжении выносливых мулов, из которых наиболее ценятся аргентинские. У этих превосходных животных выработались свойства, какими порода их первоначально не обладала. Они неприхотливы в отношении пищи, пьют раз в день, проходят по сорока километров за восемь часов и свободно несут груз в четырнадцать арробов [31] .
На протяжении всего пути от одного океана до другого нет ни одного постоялого двора. Обычно путешественники питаются в дороге сушеным мясом, рисом, приправленным перцем, и дичью, которую удается подстрелить по пути. В горах пьют воду потоков, в равнине — воду ручьев. К этой воде прибавляют по нескольку капель рома, хранящегося у каждого путешественника в бычачьем роге — шифле. Впрочем, в тех краях нужно возможно меньше употреблять спиртных напитков, ибо там нервы и без того в очень возбужденном состоянии. Что же касается до постельных принадлежностей, то все они заключаются в местном седле — рекадо. Это рекадо, сделанное из пелионов — бараньих шкур, дубленных с одной стороны и покрытых шерстью с другой, — укрепляется на муле широкими, роскошно вышитыми подпругами. Ночью путешественник, завернувшись в эти теплые пелионы, спокойно спит: ему нипочем никакая сырость.
31
Арроб — местная мера веса, равная 11 килограммам.
Гленарван, как человек, много путешествовавший на своем веку и привыкший сообразоваться с местными обычаями, сам оделся и одел своих спутников в чилийские одежды. Паганель и Роберт, оба дети — один большой ребенок, другой малый, — пришли в невыразимый восторг, когда просунули свои головы в чилийское пончо — широкий плащ с отверстием посередине, а на ноги натянули сапоги, сделанные из кожи задних ног жеребенка. И надо было видеть, какой красивый вид имели их мулы в богатой сбруе, с арабскими удилами во рту, с длинными плетеными поводьями, служившими в то же время и кнутом, с металлическими украшениями на уздечке, с ярко окрашенными альфорхас — двойными холщовыми мешками, содержавшими однодневный запас съестных продуктов. Пока рассеянный, по своему обыкновению, Паганель взбирался на такого великолепного мула, животное три или четыре раза порывалось лягнуть его. Усевшись же в седло, с неразлучной своей подзорной трубой через плечо, и вцепившись ногами в стремена, наш ученый всецело положился на опытность своего мула, и надо сказать, что ему не пришлось в этом раскаиваться. Что касается юного Роберта, то он, очутившись на муле, сейчас же проявил замечательные способности к верховой езде.
Двинулись в путь. Погода была чудесная. Хотя на небе не видно было ни одного облачка, но зноя не чувствовалось — дул свежий ветер с моря. Маленький отряд быстро подвигался по извилистым берегам бухты Талькагуано, стремясь выйти в тридцати милях к югу, на тридцать седьмую параллель. Целый день ехали быстро среди камышей пересохших болот, но говорили мало: слишком живо было впечатление от прощания с оставшимися на яхте. Еще виднелся дым «Дункана», уже исчезавшего за горизонтом. Все молчали, за исключением Паганеля: усердный географ задавал себе вопросы по-испански и caм отвечал себе на том же новом для него языке.
Глава проводников — катапац — был человеком довольно молчаливым; к тому же и его профессия не очень-то располагала к болтовне. Он почти не говорил со своими пеонами. Те прекрасно знали свое дело. Когда какой-нибудь из мулов останавливался, они подгоняли его гортанным криком, а если это не помогало, то преодолевали упрямство животного, метко швыряя в него камнями. Когда, случалось, ослабевала подпруга или сваливалась уздечка, пеон сбрасывал свой плащ и, покрыв им голову мула, приводил все в порядок, после чего животное снова пускалось в путь.
Погонщики мулов имеют обыкновение начинать свой дневной переход после завтрака, в восемь часов утра, и идти вплоть до остановки на ночлег, в четыре часа пополудни. Гленарван сообразовался с этим обычаем. Когда катапац подал сигнал к остановке, наши путешественники, ехавшие у пенистых волн океана, приближались к городу Арауко, расположенному в самой южной части бухты. Отсюда до пункта, где начинается тридцать седьмая параллель — до бухты Карнейро, — надо было проехать к западу еще миль двадцать. Но так как вся эта часть побережья была уже обследована посланными Гленарвана, то новое обследование являлось излишним. Поэтому было решено, что из города Арауко экспедиция направится по прямой линии на восток.