Тринадцать полнолуний
Шрифт:
— Добрый день, герцог, добрый день. Вы страшно взволнованы, позвольте узнать причины, повергшие вас в такую ярость? — Юлиан подошёл к герцогу, учтиво поклонился.
— Неслыханно, дерзкое поведение моего сына нынче перешло дозволенное. Он утверждает, что сегодня, к нему в комнату заходил незнакомый человек и имел с ним беседу, довольно странного содержания, а потом, пропал. Полнейший бред! В доме полно слуг, но никто не видел, как пришёл незнакомец, тем более, как он уходил. И мало того, этот юный лжец смеет вступать со мной в словесную баталию! Каково?
— Скажите, дядя Юлиан, вы нашли его? — мальчик вырвался из объятий матери и бросился
Доктор погладил его по голове, взял за плечи и отстранил от себя. Поднял за подбородок лицо мальчика, посмотрел в глаза. «Господи, как жалко мне этого мальчугана! Но объяснять всё это сейчас его родителям не имеет никакого смысла. Да и не вправе я вмешиваться в ход истории. Поговорю с ним потом, наедине» подумал доктор, а в слух сказал:
— Увы, мой юный друг, ничем не могу вам помочь, я и правда, ни кого не нашёл, — он подмигнул мальчику и тихонько добавил, — но лгуном я вас не считаю. Постарайтесь успокоиться и не спорьте с отцом.
— Но как же не спорить, если я видел его! Вы все не хотите слушать меня, не верите! Но как же мне доказать вам всем, что это правда?! — ребёнок вырвался из рук доктора и подбежал к отцу и гладя ему в глаза, громко сказал, — теперь я точно знаю, что этот незнакомец был прав и вы не любите меня. Но это обстоятельство не даёт вам права обвинять меня во вранье.
Герцог задохнулся от такой наглости со стороны своего отпрыска, побледнел, лицо исказила гримаса злобы. Он размахнулся и влепил пощёчину сыну. Вскрикнула герцогиня, закрыла лицо руками. Доктор опешил от такого поворота событий, всё произошло так стремительно, что он не успел ничего предпринять, чтобы защитить Генри. От удара мальчик упал, но быстро вскачил на ноги и бросился вон из комнаты. Доктор с укоризной посмотрел на герцога, на рыдающую женщину.
— Напрасно вы так строго, сударь, может, мальчик и видел чтото такое, чего не видим мы. Задремал, и ему приснилось?
Порой, чудесные виденья среди дня,нам объясняют смысл бытия,лишь то приводит нас в смятенье,что не дано понять нам те виденья.Но герцог в гневе своём был не расположен к шутливому настрою. Он потирал руку, которой ударил сына. Доктор заметил, как дрожали его пальцы. Да и сам герцог, пожалуй, уже пожалел о своей резкости, но гордость не позволяла ему резко переменить свой тон.
— Неслыханно! Невероятная наглость! Вы видели, доктор, с каким хамством этот юный наглец выпалил мне. Мало того, он ведёт себя не подобающим образом в присутствии моих знакомых, уважаемых людей. Вы слышали его высказывания? Недавно, он набрал наглости и при всех моих гостях высказался по поводу того, как устроено наше общество. Мол, по его мнению, мы погрязли в невежестве, разврате, хамстве и безделье. Что, дескать, мы паразитируем на жизни бедных людей, которые обрабатывают нас, влача при этом жалкое существование. Видите ли, дети знати, глупы и бездарны, пользуются благами просвещения незаслуженно. Когда как, многие дети бедняков, гораздо умнее и могли бы принести больше пользы для человечества. Но, не имея возможности жить в приличных условиях и обучатся наукам, они вынуждены трудиться, не покладая рук, чтобы богачи и дальше жили в праздности и беззаботности. Ну, как вам это нравиться? Я не потерплю бунтарства и крамолы, тем более от собственного сына! Мне, право, стыдно смотреть в глаза приличным людям.
— Я понимаю вас, герцог, но разве вы не находите в высказываниях сына, вполне резонные размышления? — робко, но довольно, твёрдо сказал доктор.
Герцог с недоумением посмотрел на Юлиана, видимо, не ожидая, от вполне образованного человека, таких слов. Помолчал немного.
— Не ожидал, сударь, никак не ожидал от вас такого. Неужели этот мальчишка смог перетянуть вас на свою сторону? А я надеялся, что вы сможете, как человек от науки, объяснить мне происходящее с моим сыном. Думал, объединив наши усилия, нам удастся искоренить из него дух бунтарства и противоречия. Но, видимо, я не найду в вашем лице соратника и помощника.
— Простите, Всеволод, я не хотел обмануть ваших ожиданий. Но поверьте мне, мальчик подрастёт, научится контролировать свои поступки и понимать законы жизни. А сейчас, главное, не сломать его дух, а попытаться объяснить, что в мире не всё так просто устроено, и есть определённые рамки.
— Боюсь, к тому времени, когда это произойдёт, мне с семьёй придётся уехать на необитаемый остров. Ибо имея такого невоспитанного, странного сына, я растеряю друзей и знакомых, а моя репутация достойного члена общества растает как дым.
— Всеволод, вы слишком строги к Генри, я уверена, всё встанет на круги своя. Он исправится и будет хорошим, послушным мальчиком, — подала голос молчавшая до этих пор, герцогиня, — он просто очень любознателен. Я смею вам дать совет впрямую ему ничего не запрещать и впрямую ничего не разрешать и вы увидите, что в конце концов, он сделает правильный выбор.
— Полноте вам, Эдель, если не прекратить этот бред сейчас, боюсь, это приведёт к необратимым последствиям, сейчас за него выбор сделаю я, а свои советы по воспитанию сына оставьте при себе, — герцог с досадой махнул рукой и видимо, что-то решив для себя, уже более спокойным голосом, сказал, — не вижу другого выхода, да пожалуй, так и надо поступить. Завтра же, я напишу моему сослуживцу и доброму другу письмо. Он состоит в опекунском совете при кадетском корпусе. Только военная служба с её порядком и дисциплиной сможет исправить ситуацию.
— Сжальтесь, Всеволод, Генри совсем дитя. Он наш единственный сын. Вспомните, как долго, мы ждали его появления на свет. Сколько я пролила слёз, сколько времени молила бога об этом, — герцогиня встала с дивана, но видимо, от горя ноги не повиновались ей, она упала на колени, сложила руки в молитве и еле сдерживая рыдания, сказала, — умоляю вас, не делайте этого.
— Именно потому, что это мой единственный сын, я не хочу потерять его и сделаю всё так, как решил, — Всеволод был не приклонен, — прошу простить меня, господин Баровский, позвольте откланяться, у меня много дел.
Герцог учтиво поклонился и ушёл. Юлиан помог рыдающей матери подняться, усадил её на диван. Она, безуспешно пыталась успокоиться, вытирала слёзы кружевным платком.
— Боже мой, что же будет? Вы видели, сколь решительно он настроен? Что делать? Что же делать мне? Посоветуйте. Мой бедный мальчик! Что будет с ним среди этих солдафонов?! Он такой ранимый, он не приспособлен к жестокой жизни в казарме? Это сломает его! Помогите, умоляю, помогите мне вразумить Всеволода. Боже мой, я не переживу разлуки с моим мальчиком, это убьёт меня, — Эдель разрыдалась в полный голос.