Тринадцать

Последнее время дела у Павла Балабанова шли все хуже и хуже. Недавно еще крепкое хозяйство разваливалось на глазах. Воры обнаглели настолько, что уводили людей перед самым рассветом, когда он готовился ко сну. После очередного налета от двенадцати человек у Павла остался всего один, да и то - худосочная девушка, которую он знал с детства и девчонкой катал в автомобиле. Тогда еще это было возможно.

Маша боялась своего хозяина, хотя и надеялась, что в память об отце Балабанов не даст ее в обиду. И все же девушка чувствовала, что когда-нибудь обязательно придет и ее черед. Павел частенько ловил на себе ее затравленный, выжидающий взгляд, словно она вопрошала:

Павел уже тысячу раз пожалел, что два года назад не поехал в экспедицию на запад Африки, где, как рассказывали, еще сохранились целые племена здоровых, полнокровных людей. И теперь ему грозили нищета и голод. Продолжать вести хозяйство в деревне было бессмысленно. Она опустела, некогда богатые дворы поросли бурьяном, постройки медленно разрушались. Следовало уезжать в город и искать удачи там, но денег у Павла было совсем немного. Продать дом со всеми его хозяйственными пристройками было просто некому. Кое-что из вещей он мог предложить соседям, но за это Балабанов выручил бы сущие гроши, которых хватило бы на неделю нищенского проживания в городе. Спросом пользовались лишь предметы роскоши, которыми Павел никогда не интересовался, а потому и не нажил, да люди, но их совсем не осталось.

После ограбления Балабанов окончательно решил уехать на Дальний Восток. Там шла затяжная кровопролитная война, а значит можно было как-то прожить. Китай остался единственным государством, которое еще умудрялось держать оборону и делало это достаточно успешно. Китайцы жестоко расправлялись с каждым, в ком подозревали вампира, даже если подозрения основывались на какой-нибудь ерунде, вроде неядения чеснока или ночных прогулок. Наверное, поэтому они и выжили.

Первым делом Павел отправился по соседям, которых в деревне осталось всего двое. Это были такие же бедолаги из бывших людей, ставшие вампирами во время четвертой волны стихийной вампиризации Европы, что называется, вампиры второго сорта. Но, в отличие от Балабанова, они были более предусмотрительны: держали свой капитал в доме, внимательно присматривали за людьми во время работы, а когда ненадолго отлучались, запирали окна и двери на надежные замки.

Ближайший сосед встретил Павла настороженно, с откровенным ожиданием подвоха во взгляде, и Балабанов подумал, уж не он ли навел грабителей на его хозяйство? Тем не менее Павел вежливо поздоровался и объяснил причину своего прихода.

Они сидели в доме при свечах, пили колодезную воду и жаловались друг другу на плохие времена.

– Как же они медленно размножаются, - сказал сосед, хотя еще пару лет назад сам был человеком, занимал должность заместителя председателя районной управы и не очень задавался вопросом рождаемости людей.

– Это точно, - согласился Балабанов.
– С пятью парами, как было у меня, нет шансов выжить.

– Вампиров развелось слишком много. Эдак скоро мы начнем пить кровь этих грязных животных, которыми питаются люди. Как правительство не понимает, что людей надо разводить.

– А что они там могут понимать, - с досадой проговорил Павел.
– Кого интересует, что я вынужден доить своих доноров раз в месяц? Естественно, они не успевают восстанавливаться. И кому до этого есть дело? Они там обеспечены на сотни лет вперед. Мы им по барабану.

– Да, я слышал, у князя больше двадцати ферм и на каждой по тысяче голов. Конечно, так можно жить. Один годовой приплод больше десяти тысяч. Жируют, сволочи, а здесь хоть с голоду подыхай.

– В России никогда не было справедливости, - пропустив мимо ушей слова о голоде, сказал Балабанов, и сосед согласно закивал. У него было около тридцати пар здоровых крестьян и полтора десятка детишек.

– Да, да, да. Не было, - согласно закивал сосед.
– И куда ты теперь?

– Апостолы набирают солдат для крестовых походов, - неохотно ответил Павел.
– Наш, тринадцатый, пойдет к Китаю. Я решил записаться. Вот только Машу надо пристроить…

– А чего ее пристраивать? Она же человек, - сказал сосед и почесал подбородок.
– Много я тебе за нее не дам. Малокровная. Что с нее толку? Один раз попить. Мне доноры нужны, Паша…

– Да я, собственно, ее и не продаю, - ответил Балабанов, хотя перед приходом надеялся избавиться от девушки здесь, в деревне, вместе со скарбом и домашними животными. Отдавать ее почти даром не хотелось, тем более что в городе люди стоили дороже. У него мелькнула было мысль освободить ее, но Павлу вдруг стало жалко Машу. Оказавшись без хозяина, она рисковала очень скоро попасть в лапы какому-нибудь бродячему подонку, который перед тем, как выпить у нее кровь, будет издеваться над бедной девушкой, пока не натешится.

– Ну, не продаешь, так не продаешь, - всем своим видом показывая, что разговор закончен, сказал сосед и достал бумажник.

Балабанов оставлял ему все хозяйство, кроме старой кобылы и телеги, на которой собирался отвезти Машу в город. Сосед расплачивался долго, прижимисто кряхтел и по нескольку раз пересчитывал деньги. Он давно сообразил, что Павел покидает эти места навсегда, и хозяйство со всеми вещами досталось бы ему бесплатно, если бы он в самом начале отказался покупать их.

Забрав деньги, Балабанов распрощался и, не дослушав пожелание счастливого похода, вернулся в свой дом.

Собирался Павел недолго. Он не предупредил Машу об отъезде, но она и сама догадалась, что ее время пришло. Пока Балабанов складывал в чемоданы белье, минимум посуды и туалетные принадлежности, она молча сидела в углу комнаты и с обреченным видом наблюдала за хозяином. Павел кожей чувствовал горячий взгляд девушки, потому ни разу не посмотрел в ее сторону. За два года он так и не сумел избавиться от чисто человеческих проявлений, вроде жалости и стыда.

Напоследок Балабанов задумался, а затем бросил в чемодан пачку фотографий, на которых он был изображен вместе с семьей. Он и сам не знал, зачем это сделал. Память о прошлой, человеческой жизни почти не волновала его, и потеря близких больше не казалась такой трагической. Лишь изредка он ощущал в душе какое-то тихое свербение, но тут же подавлял его. Сентиментальность по отношению к людям не приветствовалась вампирами, и «второсортным» частенько приходилось скрывать остатки былых привязанностей и чувств.

Едва Павел захлопнул чемодан, как у Маши прорезался голос. В последнее время Балабанов редко слышал его, но тем не менее был поражен, насколько он изменился. Девушка говорила тихо и с такой страстью, что Павел повернулся к ней с раскрытым ртом.

– Ты меня продашь?
– спросила она и, не дожидаясь ответа, истошно закричала: - Они же меня сразу сожрут!

– Не ори!
– взяв себя в руки, приказал Балабанов.
– У тебя жрать нечего, одни кости. Тебя откормят, будешь сдавать кровь. А я… я не могу взять тебя с собой. И отпустить не могу. Мне нужны деньги. Скажи спасибо, что я тебя все это время берег.