Тринадцатая рота (Часть 2)
Шрифт:
– Ужас! Сумасшествие! Карке, побойся бога!
– раздались голоса.
– Мы же выдохлись. Еле тащим ноги.
– Смирно! Не пререкаться!
– крикнул Карке.
– Командование роты в моем лице знает, что приказывает подчиненным. Для ускорения темпа нашего наступления назад мы используем имеющуюся в нашем распоряжении тягу, а именно бельгийскую кобылу. Сейчас я сяду на нее верхом, вы же привяжете к ее хвосту веревку, возьметесь за нее и блицкриг назад! Мы удивим весь фронт. Мы покажем экстра-класс наступления! Вопросы есть? Нет вопросов? Тогда хайль
Пока Эм ждет и не забыла,
Пока ты ходишь с головой,
Вперед к победе, дойч кобыла,
Скорей назад, назад домой!
Где нет чесотки,
Где есть красотки
И где нет мин над головой.
Вези ж, кобыла,
Ты не забыла
Дорогу, милая, домой.
Карке взобрался на бельгийскую ломовую, солдаты взялись за привязанную к хвосту веревку, и остатки пятой пехотной роты сто пятого пехотного полка с песенкой "Вперед, кобыла!" двинулись в грандиозное наступление назад.
31. ВТОРОЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС ПО ДЕЛУ "НАЦИОНАЛЬНОГО ГЕРОЯ" ВЕЛИКОЙ ГЕРМАНИИ РЯДОВОГО КАРКЕ
– Подсудимый Карке, встаньте! Признаете ли вы себя виновным к преступлениях, предусмотренных статьями сто тридцать четвертой, двести семнадцатой, триста девятнадцатой, семьсот пятьдесят шестой, девятьсот девяносто четвертой и тысяча семьсот семнадцатой пунктов а, б, в, и, ж уголовного военного кодекса рейха?
– Господа судьи! Я не кончил юридического факультета и потому разбираюсь в этих статьях, как ефрейтор в стратегии военных действии, - сказал Карке.
– Но... но вам была только что произнесена обвинительная речь военного прокурора, - заговорил раздраженно судья.
– Вам было ясно и определенно сказано, что вы преступник первой степени, место которому только на виселице.
– Господин судья, я готов кинуться в петлю сейчас же, но, позвольте, за что?
– Подсудимый Карке, не притворяйтесь. Вы великолепно знаете, что совершили тягчайшее преступление перед рейхом, - резко оборвал прокурор.
– Во время отхода к Сухиничам вы разлагали моральный дух солдат рейха. Нет вам пощады. Я еще раз требую, господа судьи, этому негодяю смертной казни.
Знакомый рядовому Карке по первому судебному процессу судья обратился к незнакомому прокурору (того, кто произносил обвинительную речь на первом процессе, убило бомбой):
– У вас все, господин прокурор?
– Да, все. Излишние слова к этому преступнику напрасны.
– Благодарю вас. Военно-полевой суд приступает к допросу обвиняемого. Я повторяю свой вопрос, подсудимый Карке. Признаете ли вы себя виновным в статьях сто тридцать четвертой, двести семнадцатой, триста девятнадцатой, семьсот пятьдесят шестой, девятьсот девяносто четвертой и тысяча семьсот семнадцатой пунктов а, б, в, и, ж уголовного военного кодекса рейха?
– Нет, не признаю.
– В таком случае, может, вы нам споете вашу популярную песенку?
– "Вперед, кобыла!", господин судья.
– Вот, вот, эту самую "Вперед, кобыла!". Говорят, она стала очень популярной в вашем батальоне.
– Не совсем точная информация, господин судья. В нашем батальоне она не могла быть популярной, так как от нашего батальона после наступления от Москвы осталась лишь одна наша рота, да и та в укороченном составе.
– Господа судьи!
– вскочил сидящий на краю стола толстый прокурор. Подсудимый нагло ведет разлагающую пропаганду и на суде. Я требую приобщить к его делу и статью тысяча двадцатую.
– Вашу просьбу отклоняем, господин прокурор.
– Основание, господин судья?
– Основание: документ командования сто пятого пехотного полка, - устало ответил судья.
– От второго батальона действительно осталась одна третья рота, так что в этой части обвиняемый прав. Послушаем же его по существу. Спойте нам, подсудимый. Спойте свою "Вперед, кобыла!", суд, к сожалению, не знает ее полного текста. Те, кто сообщил в гестапо об этой песенке, к сожалению, замерзли.
– С удовольствием спел бы вам, господа судьи. Вы так мне знакомы. Но... Карке пожал плечами.
– Я, видит бог, не артист. К тому же у меня простужено горло и к тому же, сами посудите, кто поет бодрые песенки перед петлею. Вот если бы...
Карке сделал популярный среди мужчин всех наций знакомый жест. Судья обратился к прокурору:
– У вас нет возражений, господин прокурор?
– Нет, не имеется.
Судья кивнул сидящему за столиком на отшибе секретарю - усатому офицеру:
– Принесите. И яичек...
– Есть принести! И яичек...
Не успел судья облизать усы, как секретарь суда поставил около подсудимого канистру со спиртом и решето яичек, при виде которых заметно ободрился не только подсудимый, но и судья.
Из большой автомобильной канистры подсудимому Карке досталось только две крышки из-под фляжки. Остальное сейчас же уплыло в руки правосудия, и оно в данной ситуации сочло необходимым сделать пятиминутный перерыв, приобщив к перерыву и решето с яичками.
После перерыва заседание суда пошло гораздо оживленнее и веселее. Гнетущая атмосфера петли уступила место благодушию и размягчению. Скучные глаза судьи теперь весело блестели.
– Ну-с, подсудимый, мы ждем вас. Запевайте!
– Не могу, господин судья.
– Почему же? Мы же вас так взбодрили!
– Верно, взбодрили. Благодарю вас, но у меня нет той естественной обстановки, в которой я пел.
– Что вы подразумеваете под этой естественной обстановкой?
– Я подразумеваю под ней Калужскую дорогу, метель, коченеющих солдат рейха и кобылу, ту самую кобылу, о которой песенка и на которой я пел. Впрочем, с вашего разрешения...
Ни слова не говоря, Карке схватил за шиворот часового с автоматом толстого фельдфебеля, ловко пригнул его и, вскочив на него верхом, раскачиваясь, запел: