Тритоновы очки. Сказки

игумен Варлаам

Летом было очень жарко, а жару старик не просто не любил – не переносил. Да и ротан, угнетённый зноем, не проявлял признаков жизни, прячась в зарослях подводных растений. А в прохладные вечера рыба летела на крючок, как бабочка на огонь, к удовольствию всех котов и рыболовов.

– Ну что, наловил себе на ужин? – спрашивала старуха, глядя своими невинно-детскими голубыми глазами на возвращающегося старика. – Или только коту?

Старик, тая под старухиным взглядом, в котором светились чистота и незлобие, кротко отвечал:

– Наловил, Глазки мои, наловил!..

Было вовсе неважно, сколько рыбёшек выудил старик, главное, что был он при деле.

И старуха, которую он называл Анютины Глазки или просто Глазки, тоже была при деле, потому что ждала его. А дело это – ожидать – очень непростое! С этим согласится каждый, кто в своей жизни кого-нибудь ждал.

В жизни, однако, в большей степени ждал старик.

Он ждал, когда же, наконец, на его крючок позарится Серебряный Ротан, который своей волшебной силой мог обустроить одинокую стариковскую жизнь.

Старуха-то наша, Анютины Глазки, не была, что называется, стариковою старухой. Она долго работала в пансионате у грязного пруда и, выйдя на пенсию, осталась жить здесь. А старик любил приезжать в этот пансионат, где знакомый директор всегда устраивал его, выделяя отдельную комнатёнку. И однажды директор предложил ему свободную комнату по соседству со старухой.

Комната вместила все стариковые вещи из студенческого ещё рюкзака и была, что самое важное, прохладной.

Старик-то был совсем ещё не стар. С соседкой он быстро поладил, оценив её детский нрав и отсутствие у неё каких-либо корыстных намерений. Они виделись только на кухне или в прихожей, и отношения между ними были очень дружескими.

Старик ждал свою настоящую судьбу, чтобы не коротать одинокие вечера в каменной коробке городской квартиры, а иметь рядом любящую, заботливую, чуткую, скромную, умную, красивую и ласковую жену.

Сильно ждал.

Всю жизнь старик искал свою половину, пускаясь в практическое освоение семейных сторон жизни.

Первая жена, которую подсуропил ему Серебряный Ротан…

Вы думаете, тогдашний молодой старик уже изловчился выловить волшебную рыбицу? Нет. В том-то и дело, что никого и ничего он тогда ещё не выловил! А только лишь знал, что за судьбу – ту её часть, которую так хотел обустроить старик, – отвечает Серебряный Ротан. И теперь, когда он поймал, наконец, Серебряного Ротана, призовёт его к ответу.

Чтобы выделил, так сказать! Обеспечил!..

А тогда, давно, в молодости…

Тогда старик общался с чудо-ротаном заочно и просил его мысленно.

Первая его жена была молода и красива. Однако и красота, и молодость быстро тускнеют в повседневных заботах бытия. И если вначале они умело прикрывают недалёкость и неумение дружелюбно общаться с людьми, то потом – совсем скоро – неумение ладить с мамой мужа становится вопиющим. Это прощается редко, чрезвычайно редко, а в этом конкретном случае – никогда.

Мама была самым близким человеком своему единственному сыну, и делить эту близость она ни с кем не собиралась.

Уж моё, так моё!..

А может, вовсе не чувство собственности двигало материнским сердцем, а элементарное желание своему чаду простого счастья? А с этой разве мог он быть счастливым?!

Ребёнок?

Ой, от этого еще и дети рождаются! Которые на устроение судьбы положительно никак не влияют. Ну, что поделать! Расставание родителей не означает брошенность ребёнка на произвол судьбы. И отец остался отцом, в меру внимательным и в некоторой степени заботливым.

– Опять на рыбалку? – спрашивала Анютины Глазки своего соседа.

– Опять, Глазки мои! Но ты не скучай, я скоро приду.

– Ещё чего! Скучать!.. – не принимала игру в нежность хозяйка дома. – Вон кот пусть скучает. Ему хоть ротаны достанутся. А мне чего от твоей рыбалки?

Но старик не обижался на её притворное ворчание, поскольку брань милых им только в утешение. Да и не бранилась вовсе старуха Анютины Глазоньки, а просто разговаривала в своей манере, сквозь которую усматривал старик заботливую душу и чуткое сердце.

А сердце у старухи, кстати сказать, в последнее время часто прихватывало.

Второй вариант, который лет десять-пятнадцать спустя предложил Серебряный Ротан, был поинтереснее. Опять же молодость невесты, тем более что сам жених уже молодости не первой, её обаяние и некоторая утончённость, не то от природы, не то приобретённая в процессе занятий искусством. Да, искусство, по утверждению древних, вечно, а жизнь коротка. А жизнь семейная – ещё короче. Невозможно жить со сварливой женой! А отцом ребёнку и от второй жены, конечно же, он был хорошим. Ну, так он сам думал. Он не только стал отцом второго ребёнка, но и дедом – к тому времени у первого его ребёнка уже родился свой ребёнок.

– Удачной рыбалки! – желала старуха уходящему с удочкой старику. – Не стой долго-то, простудишься. Вон сегодня ветер какой!

– Спасибо, Глазки мои, – размягчался от неожиданного внимания старик. – Постараюсь не простудиться! А ты помолись обо мне.

– Не о ком мне больше молиться! – беззлобно отвечала старуха и смотрела на него такими ясными, как небо в солнечный день, глазами, что старик видел в ней не пожилую грузную женщину, а молоденькую милую девчонку. Видно, очень уж светлой была у неё не испорченная грязью мира душа. Как-то убереглась она и сохранилась в этом пансионате на лоне чистой природы.