Триумф Анжелики
Шрифт:
— Так значит, и ты ее узнала! — вскричала она, забыв в своем волнении о дистанции, которую всегда соблюдала в общении с бедной Жюльенн, когда они обе принадлежали к контингенту Дочерей Короля, привезенных в Канаду благодетельницей, госпожой де Модрибур.
Радость Жюльенн при виде Дельфины была неожиданной, ибо они всегда держались на расстоянии друг от друга.
— Дельфина, милая моя, я находила вас иногда вздорной и чопорной, но мы вместе потерпели кораблекрушение, разве не правда? Вместе мы перенесли смерть и страсть по приказу этой дьяволицы, вместе прожили годы в Квебеке в мире и благе, и я счастлива видеть, что вы убежали от нее.
Вот и до этого дошла очередь.
— Итак,
— Узнала? Да-да. Это она. Никакого сомнения. И особенно глаза. Ее лицо немного изменилось из-за ран, которые ей нанесли. Я видела ее совсем близко. Она стала менее красивой. Но это она. Я видела шрамы.
По крайней мере, Жюльенн еще никогда не обманывалась насчет благодетельницы, что стоило ей, в ее время, презрения ее соратниц.
— Какой удар! Я уже позабыла ее, эту негодяйку! Она была мертвой, она оставалась мертвой! И с появлением этой мадам де Горреста я считала все происшедшее слухами. У меня не было времени прибыть в порт и приветствовать нового губернатора и его жену. У меня серьезная работа в отеле Дье с огромным количеством больных и раненых, которых к нам привозят, индейцев и французов. И затем на другой день к нам привезли Генриетту.
— Какую Генриетту?
— Генриетту Губэ, девушку из окружения мадам де Бомон. Они обе только что вернулись из Франции, с весенними кораблями. Она рассказывала о Париже. Я видела Генриетту. Она была невестой интенданта дома мадам де Бомон. Она была счастлива. И вот ее привозят к нам умирающей. Несчастный случай! — вот что говорили… Падение! Я побежала, потому что мы все составляем часть одного братства, не так ли? Я тут же увидела, что с ней все кончено, и когда я наклонилась к ней со словами: «Моя бедная Генриетта, скажи мне, что с тобой происходит? Что произошло?», а священник, вызванный матушкой Жанро, обращался с последними словами, я подняла глаза и увидела взгляд, который притягивал меня, и в нескольких шагах я увидела ее. Она стояла с другой стороны кровати, я ее узнала, потому что она улыбалась мне. Она не была мертва, и она вернулась. Мне показалось, что я брежу: дьявол! И в следующую секунду я все поняла. Боже! Какая ошибка! Мадам де Бомон говорила мне, что мадам де Горреста, будучи их соседкой, взяла на себя любезность спасти Генриетту, когда та упала с крыши, куда поднялась, чтобы проверить, укреплена ли пожарная лестница, и затем она велела ее подобрать и положить в ее карету, чтобы доставить в Отель Дье, и вызвала священника… Кто знает, может, она заметила ее из окна и узнала? Кто знает, не прикончил ли ее кто-нибудь в карете?.. Никто не узнает… во всяком случае, если я не умерла тут же на месте, то только потому, что я человек, твердый по натуре, и еще у меня было предчувствие, что ля Роншон приезжал и задавал мне вопросы о «Линкорне», и что во Франции интересовались нашими именами и нашим состоянием. И потом я слишком много повидала, чтобы не придумать способа себя защитить. Я воспользовалась обрядом соборования, чтобы навострить лыжи и удрать через заднюю дверь Отель Дье. Сначала я разыскивала Дельфину, но не обнаружила ее дома. «Нет времени», — сказала я себе. Я начала с того, что стала разыскивать д'Аристид, которая была в лесу со своим аппаратом.
— Эта герцогиня никогда не опомнится, — прогремела д'Аристид. — Мне пришлось оставить в стороне план изготовления огненной воды, которой нет даже у господина губернатора де Фронтенака, как моя Жюльенн — тут как тут и тащит меня даже не знаю — куда!
— Я тебя, наверное, дважды от смерти спасла, — сказала Жюльенн. — Ты отравилась бы насмерть своей микстурой.
Анжелика слушала их оживленные голоса, не решаясь понять окончательно
— не были ли они жертвами коллективного безумия.
Были экстраординарные исключительные явления, которые потрясали умы: горящие лодки, бури, тюлени в проливе…
— Во всяком случае, Генриетта-то мертва, и если бы мы не сбежали, то вскорости настал бы наш черед.
Ля Поллак начала вполголоса рассказывать с таинственным видом:
— Я тоже ее видела, эту «губернаторшу», и мне она не понравилась — слишком приторна. Но старую мартышку не учат гримасничать. Сначала я решила, что она явилась ко мне, улыбаясь, потому, что у меня лучшая кухня в городе, но потом мало-помалу она принялась говорить о себе:
«Мадам де Пейрак! Вы знаете мадам де Пейрак?», и стоило мне только заикнуться о тебе, как она стала облизывать губы, то и дело проводя по ним языком.
— Опиши ее.
— Не могу. Только глаза. Иногда они, как золото, иногда, как ночь. Но это не заставило бы меня затеять путешествие. Есть еще кое-что.
Однажды утром я получила записку из монастыря Урсулинок, что якобы мои подсвечники, которые я сдавала им для позолоты, готовы. Однако, я прекрасно помнила, что все мои подсвечники находятся у меня, и никакого заказа я не делала. Но ты же знаешь, я всегда неизменно вежлива и предупредительна с представителями церкви, и если, — подумала я, — тут и вкралась ошибка, то я уж пойду туда и все выясню. Или, может быть, мне необходимо явиться туда, потому что меня хотят видеть…
В общем, я распорядилась, чтобы меня доставили туда.
В мастерской для позолоты я встретила матушку Мадлен, которая так обрадоваласье, увидев меня, словно я принесла ей Благую весть.
— О, дорогая, вы пришли, — сказала она мне. — И, к счастью, мы одни. О! Мадам Гонфарель, вы — подруга мадам де Пейрак, должны передать ей кое-что. Вы скажете ей, что на этот раз я ее узнала.
— Кого «ее»? — спросила я.
— Дьяволицу из Акадии (я уставилась на нее, и она объяснила): Разве вы не слышали о моем видении много лет назад о Дьяволице из Акадии?
— Конечно, слышала, — сказала я ей. — О! Я знаю об этом видении наизусть все подробности, как и все вокруг. И мне известно, что совершенно несправедливо сюда вмешали мадам де Пейрак. Но вы ее оправдали. И теперь вы говорите, что видели ее по-настоящему?..
Очень тихо она сообщила мне, что это была знатная дама, которая накануне нанесла визит Урсулинкам вместе с новым губернатором. Время от времени в мастерскую заглядывала монашка, и смотрела, а матушка Мадлен казалась застигнутой врасплох.
— Но, сестрица, — сказала я ей тоже тихо, — если вы уверены в этом, то почему бы вам, если уж эта дама, она мне тоже не нравится, по правде говоря, — ваша дьяволица, не сообщить ли об этом епископу или вашему исповеднику? Представители духовной власти должны заняться ею, не вмешивая сюда мадам де Пейрак, нашу подругу, которой и так хватило истории с видением.
Она принялась плакать:
— Я им все рассказала!.. Но они мне не верят.
— И вот, понимая ее, я решила уехать, — продолжала ля Поллак. — Тебя нужно предупредить, ведь ты противостоишь ей. Она именно тебя ищет, чтобы отомстить.
— Она не нашла меня в Квебеке, куда направилась в первую очередь. Что до того, чтобы приехать сюда, так это будет не так-то легко. На этот раз мы предупреждены. Здесь мы в безопасности, а губернатор Канады, новый он или старый, здесь не имеет никакого влияния.
— Но она могла бы отправиться в Монреаль, — простонала Дельфина.
— В Монреаль!
И вдруг Анжелика побледнела. Она почувствовала, как у нее на лбу выступил холодный пот.
Монреаль — это Онорина.
В Монреале была Онорина.