Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
Авторы военных мемуаров, прошедшие фронтовыми дорогами долгие 1418 дней и ночей войны, многого о Сталине тогда просто не могли знать. В той системе отношений, которая существовала при Сталине и в значительной степени возродилась в конце 60-х годов, истина всегда была роскошью , которая дозировалась, урезалась и деформировалась.
Но самое главное, что наследники Сталина, даже те, кто не считал себя таковым, мыслили и поступали по-сталински.
Они контролировали воспоминания. Многое просто не могло появиться. Любая книга проходила подлинное чистилище; нельзя было писать о репрессиях 1937–1939 годов, нельзя было подвергать сомнению «полководческий гений» Сталина, нельзя было обойтись без упоминаний «особого вклада» в достижение победы сначала Хрущева, затем Брежнева, а часто и других их соратников… Любая правда, не вписывающаяся в прокрустово ложе утвержденной схемы, так обрезалась и деформировалась, что становилась непохожей на саму себя. По имеющимся свидетельствам, даже Г.К. Жуков был вынужден сократить часть своей рукописи в результате купюр, сделанных наверху.
Сталин не был «гениальным полководцем», как о том было сообщено миру в сотнях фолиантов, фильмов, поэм, исследований, заявлений. Я совсем не хочу этим сказать, что он был бездарен. На основании документов и свидетельств я постараюсь доказать, что это был кабинетный полководец, не лишенный практического, волевого, злого ума, постигавший тайны военного искусства ценой кровавых экспериментов. Мы часто при оценке Сталина оставляем за кадром один из важнейших критериев его «полководческого мастерства» – цену Победы. Сегодня для меня совершенно очевидно, и я пытался это показать в книге, что то положение, в котором страна, армия оказались в июне 1941 года, – прямой результат просчетов, самоуверенности, недальновидности и последствий кровавого террора человека, который станет Верховным Главнокомандующим. Обычно сразу возражают: «Что вы все валите на одного человека, ведь были партия, ЦК, Политбюро, окружение». Да, были. Но при диктаторе , в условиях цезаризма все государственные и общественные институты во многом теряют свое значение. Единодержец своей волей определяет все. Он как бы аккумулирует порочность всей Системы.
Только наша страна, наш народ был способен, понеся величайшие жертвы, не утратить воли к борьбе и победе. Мы никогда не должны забывать сокрушительных поражений Западного и Юго-Западного фронтов в начале войны, харьковской и крымской катастроф, других горестных страниц истории войны. Оттого что сокрушительные катастрофы мы привычно характеризовали всего несколькими словами, такими, например: «В результате неудачных действий советских войск они были вынуждены оставить Киев», – нельзя было навсегда скрыть правду о том, что сотни тысяч сынов Отечества положили свои головы не в последнюю очередь из-за просчетов военно-политического руководства. Но все это замалчивалось в угоду одному человеку. Да, правда часто бывает горькой. Но нашему народу нечего ее бояться, коли он смог в неимоверно сложных условиях, в которые его поставили «великий вождь», Система и Гитлер, выстоять и победить.
В этой главе я остановлюсь на полководческих данных Сталина. Портрет этого человека, занявшего во время войны все высшие посты в государстве, будет неполным, если не попытаться ответить на вопрос: был ли полководческий талант у будущего генералиссимуса? Проявил ли себя Сталин как полководец в различные периоды войны? Какова роль в полководческой деятельности Сталина его непосредственного военного окружения? Почему при «гениальности» Верховного наши потери оказались в два-три раза большими, чем у противника?
Наполеон, которого продолжают считать одним из величайших военных гениев в истории, отмечал, что полководец «должен иметь столько же характера, сколько и ума». Но при этом добавлял, что нужно не просто иметь эти компоненты, нужно, чтобы они находились в необходимом «равновесии». Его рассуждения любопытны: дарование полководца он сравнивал с квадратом, в котором основание – воля, высота – ум. Настоящий полководец тот, рассуждал Наполеон, у кого воля не уступает уму. Если воля будет превалировать над умом, полководец будет действовать решительно, смело, но не всегда разумно; и наоборот – при сильном уме можно иметь хорошие планы и намерения, которые, однако, из-за нехватки мужества будет трудно осуществить. Ну а если идеального сочетания ума и воли нет, то что более предпочтительно? Какой полководец выглядит более сильным: «с преобладанием ума или воли»?
Разумеется, я понимаю, что эти рассуждения Наполеона, верные, по-видимому, в принципе, не охватывают всего многообразия качеств, которые необходимы полководцу. Но бесспорно, что важнейшие из них – ум и воля. А если точнее: гибкий, острый, масштабный ум и твердая воля. Я уже не раз отмечал, что у Сталина дефицита воли не было. Сталин знал это и сам. Хотя, как читатель имел возможность убедиться, в первые две недели войны у него дрогнула и воля, ибо депрессия, шок, психологический кризис человека чаще всего связаны с деформацией, хотя бы и временной, воли. Что касается ума, то он был сильным, но догматичным, как бы одномерным, переоценивавшим силу директивы, приказа, распоряжения.
Сталин никогда не обладал выдающимися прогностическими способностями. Да это и невозможно при догматическом складе ума. Но самое главное, Сталин при наличии сильной воли и негибкого ума не мог опереться на профессиональные военные знания. Он не знал военной науки, теории военного искусства. Он доходил до всех премудростей стратегии, оперативного искусства в ходе кровавой эмпирии, множества проб и ошибок. Опыт гражданской войны, в которой он участвовал в качестве члена Военного совета ряда фронтов, уполномоченного Центра, был явно недостаточен для человека, занимающего пост Верховного Главнокомандующего.
6 августа 1941 года Сталин подписал телеграмму командующим Резервным и Западным фронтами о подготовке и проведении операции под Ельней. Телеграмма была подписана ночью, но в ней содержатся требования уже сегодня, шестого , произвести перегруппировку войск, выдвижение ряда частей на новые рубежи. Телеграмма заканчивалась cловами: «Получение подтвердить и немедленно представить план операции под Ельней…» Чувство реального здесь явно отсутствует.
Или еще. 28 августа 1941 года Сталин, подписываясь в данном случае почему-то не как Верховный Главнокомандующий, а как нарком обороны, поручил авиации двух фронтов разгромить танковые группировки. Сталин предписал привлечь не менее 450 самолетов. Эта операция должна начаться с рассветом следующего дня… А как же разведка, определение задач конкретным частям, соединениям, порядок их выполнения и т. д.? И таких распоряжений Верховного много. Похоже, Сталин полагал, что, подписывая директиву, приказ, он немедленно «запускал» Систему, не представляя, что должно пройти время для получения распоряжения адресатом (через несколько уровней), для отдачи предварительных распоряжений, постановки задач, организации взаимодействия, технического обеспечения действий и многого другого. Сталин просто не понимал всей сложности этого процесса. Будучи дилетантом в военном деле, Сталин исподволь учился и уже во время Сталинградской битвы, как писал Г.К. Жуков, «хорошо разбирался в больших стратегических вопросах». «Разбирался» – значит понимал, чувствовал, мог оценить, но не значит, что был стратегом. Коллективным стратегом был Генеральный штаб. Его роль нельзя переоценить. «Истинная природа войны, – писал Б.М. Шапошников, – постепенно расширяла круг его деятельности (Генерального штаба. – Прим. Д.В.), и перед мировой войной мы уже считаемся с фактом, когда «мозг армии» выявил стремление вылезть из черепной коробки армии и переместиться в голову всего государственного организма». В отношении «государственного организма» судить не буду, но в отношении Ставки, во главе которой стоял Сталин, эта истина бесспорна. Ставка могла функционировать благодаря напряженной работе «мозга армии» – Генерального штаба.
Сталин и ставка
Однажды во время гражданской войны, когда Сталин оказался ненадолго в Москве, Э.М. Склянский, заместитель Троцкого на посту Предреввоенсовета Республики, дал будущему Верховному Главнокомандующему книжку М.К. Лемке «250 дней в царской ставке (25 сентября 1915 г. – 2 июля 1916 г.)». Сталин без особого интереса пролистал ее в вагоне, возвращаясь на Южный фронт. В разоблачительной книжке рассказывалось о военных «мандаринах» с белыми аксельбантами, которые в тишине и секрете составляли планы бездарных операций. Поэтому, когда утром 23 июня 1941 года Тимошенко с Молотовым доложили Сталину проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК о создании высшего военного органа управления вооруженными силами, он почему-то вспомнил давно забытую книжку Лемке, где описывалась Ставка верховного главнокомандующего старой России в Барановичах, а затем в Могилеве. Все те, кто возглавлял Ставку (кроме А.Ф. Керенского), давно ушли в прошлое: великий князь Николай Николаевич, император Николай II, генералы М.В. Алексеев, А.А. Брусилов, Л.Г. Корнилов, Н.Н. Духонин… Сталин вспомнил, как по приказу В.И. Ленина это гнездо контрреволюции было захвачено революционным отрядом Н.В. Крыленко, который стал Верховным Главнокомандующим Республики Советов.
Да, оказывается, в советское время уже был один глава Ставки… А сейчас Тимошенко и Жуков в своем проекте предлагают быть главой Ставки ему. Нет, пусть будет Тимошенко…
Как мы уже знаем, сначала Председателем Ставки был назначен Тимошенко, с 10 июля Ставку возглавил Сталин. А с 8 августа он стал и Верховным Главнокомандующим. Барановичи и Могилев давно были заняты немцами, поэтому, с уничтожающим юмором, возможно, подумал Сталин, Ставку лучше не размещать даже под Москвой. Накануне войны Тимошенко с Жуковым ставили перед Сталиным вопрос о создании одного-двух специально оборудованных пунктов управления Вооруженными Силами страны. Сталин отмахнулся от этого предложения. В мае 1941 года (во второй или третий раз) Сталину докладывали проект организации Ставки Главного Командования. Предлагалось провести специальные учения по переводу страны под руководством Ставки на военное положение. Сталин в принципе согласился, что в случае войны необходимо иметь такой орган высшего военного руководства, но конкретных решений принято не было. Никто больше лезть с подобными предложениями к Сталину не стал, тем более все знали, что он обитает только в двух местах: в Кремле и на ближней даче. На дальней, в Семеновском, он до войны почти не бывал, а в сентябре 1941 года распорядился отдать ее для размещения раненых бойцов. Ставка Верховного Главнокомандования поэтому базировалась в кабинете Сталина в Кремле, на его ближней даче, в здании на Кировской либо в здании Генштаба. Именно отсюда Сталин руководил военными действиями.