Триумф любви
Шрифт:
Им, несомненно, придется бежать из страны, но потом, когда скандал наконец уляжется, они смогут вернуться в Англию и поселиться в какой-нибудь небольшой деревушке в Корнуолле, где никто никогда их не найдет и не побеспокоит.
— Тина, Тина, — почти задыхаясь, шептал он ее имя. Лорд Винчингем знал, что Тина разделит его чувства. Они уедут сегодня ночью, а завтра скорее всего разразится скандал, когда сэр Маркус и все остальные обнаружат, что они сбежали.
Граф повернулся к камину, чтобы позвонить дворецкому, но тут почувствовал на себе чей-то взгляд.
Такая наглость вывела лорда Винчингема из себя. Не раз и не два он отдавал распоряжения, чтобы слуги никогда и ни при каких обстоятельствах не появлялись в саду и чтобы садовники выполняли свою работу ночью, когда все обитатели дома спят.
Граф стал всматриваться внимательнее, но больше никого не увидел. Он уже подумал было, что это ему привиделось, как вдруг заметил мальчика, быстро бежавшего к нему через весь сад. Лорд Винчингем никогда раньше не видел этого ребенка, но на нем была точно такая ливрея, какую носили все конюхи в его конюшнях.
Прежде чем граф успел потребовать объяснений, мальчик закричал:
— Милорд, идите скорее сюда! В конюшнях случилось что-то страшное. Идемте скорее!
— В конюшнях? Что случилось? — быстро спросил граф.
— Нет времени объяснять, милорд. О, это ужасно! Идемте скорее!
Лорд Винчингем распахнул французское окно и выбежал в сад. Он хотел расспросить мальчишку о случившемся, но тот уже был далеко впереди. Тогда граф заметил, что на ногах ребенка нет никакой обуви, и ему показалось странным, что такого оборванца могут держать при его конюшнях. Но, несмотря на это, он продолжал бежать за мальчишкой к кустам, которые закрывали проход к конюшням.
Пройдя в калитку, он оказался на узкой дорожке, огороженной с одной стороны стеной, а с другой — живой изгородью. В этот момент лорд Винчингем услышал, что сзади к нему кто-то приближается. Не успел он обернуться, как что-то тяжелое с размаху опустилось ему на голову. Стерн тут же упал на колени. Ему хотелось позвать кого-нибудь на помощь, но на его голову обрушился еще один удар, и он потерял сознание.
Лишь спустя несколько часов лорд Винчингем стал медленно приходить в себя. Ему казалось, что где-то высоко-высоко он видит слабый лучик света, до которого должен непременно добраться. Его голова безумно болела, и он не мог ни о чем думать.
Его куда-то везли. Его голова билась обо что-то твердое, от чего боль становилась еще невыносимее.
Когда лорд Винчингем очнулся, то почувствовал, что его руки и ноги связаны. Он лежал на полу какой-то повозки, которая неслась на всей скорости по безлюдной проселочной дороге.
От жуткой боли он издал стон и тут же услышал над головой хриплый голос, который с каким-то незнакомым акцентом произнес:
— Кажется, он что-то сказал.
— Сомневаюсь, — ответил другой голос. — Мне кажется, ты убил его. Покойники не разговаривают. Не надо было бить так сильно.
— Какая разница, — угрюмо отозвался первый. — Хозяин сказал, что его все равно придется убить.
Лорд Винчингем изо всех сил старался не открывать глаза и не шевелиться. В противном случае эти люди поняли бы, что он еще жив и все слышит.
Внезапно на крутом повороте повозка наклонилась набок и чуть было не перевернулась. Незнакомцев, чьи голоса он слышал, сильно ударило о спинку заднего сиденья.
— Да мы сейчас перевернемся! — закричал один из них.
— Он просто сумасшедший, — подхватил другой. — Я всегда говорил, что нельзя связываться с этими гаджо.
В следующее мгновение лорд Винчингем узнал и это слово, обозначавшее по-цыгански чужаков, нецыган, и акцент, с которым говорили незнакомцы. Это были цыгане. В детстве он часто бегал в их табор, который они разбивали неподалеку от Винча, и разговаривал с ними. Местные боялись цыган, разрешали им набрать воды, покупали у них прищепки только потому, что им страшно было отказать им. Но они с Клодом были просто очарованы табором. Их как магнитом притягивали темноглазые женщины с волосами, заплетенными в косы, дети в пестрых лохмотьях, кони и разукрашенные повозки, которые всегда стояли кругом, а в центре горел костер, на котором в огромном котле всегда готовилось что-то вкусное.
«Конечно, это цыгане! Но что им от меня нужно?» — думал лорд Винчингем. Прежде чем он смог найти ответ, цыгане снова заговорили.
— Не нравится мне все это! — сказал один. — Плохое у меня предчувствие.
— Тебе за это неплохо заплатят, так ведь? — отозвался второй.
— Он сразу не сказал, что придется убивать этого человека.
— Забудь об этом. Мы делаем свою работу, и нам нужны деньги.
Потом оба замолчали, и лорд Винчингем слышал лишь, как камешки щелкали по дну повозки, как скрипели колеса и цокали копыта лошадей.
Повозка неслась с невообразимой скоростью, и лорд Винчингем надеялся, что в нее запряжены чужие, не принадлежащие ему лошади.
Боль в его голове то усиливалась, то стихала, и граф опять чуть не потерял сознание, но повозка неожиданно остановилась.
— Где мы? — спросил один из цыган.
— Понятия не имею, — ответил ему другой. — Хотя нет, я знаю это место. Это заброшенная мельница. Помнишь, мы ходили сюда купаться, но вода была слишком холодной?
— Да-да, помню.
Лорд Винчингем тоже вспомнил это место. Теперь он знал, куда его привезли, и стал догадываться, почему именно сюда. Это была старая мельница, находившаяся милях в трех от Винча в дальней части поместья, которая давно не возделывалась под пашню. Самой мельницей не пользовались давным-давно. Рядом находился пруд, на дне которого, как считали местные жители, обитали злые водяные — духи, которым в давние времена нужно было приносить в жертву молодого человека или юную красавицу, чтобы умилостивить их.