Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера
Шрифт:
– Остап, тебе пора!
Открыв глаза, великий комбинатор понял, что видел самый ужасный сон в своей жизни.
Вскоре он уже натягивал на ноги новые сапоги, любезно предоставленные ему Юрием Степановичем в счет частичной компенсации за неуспех эмиграции – в этом неуспехе Тыра считал виновным и себя. Кроме сапог, совестливый хозяин, видимо, уже в счет погашения моральных издержек, презентовал Бендеру зеленый брезентовый балахон, сопровождая презентование напутствием: «Приднестровские ночи прохладны, а до ближайшего населенного пункта идти далеко». Выходя из тесовой резиденции, Бендер
– Вы правы, Юрий Степанович. Нужно напасть на идею. И рано или поздно это произойдет. Обидно другое: сейчас я бы мог наслаждаться хрустальной мечтой моего детства. Но вместо этого приходится показывать мечте зад... Впрочем, не поминайте лихом, пишите письма и вообще – адье!
Юрий Степанович, соглашаясь, кивнул и просалютовал своему клиенту поднятием правой руки. На его лице покоилась грусть.
Остап, не оглядываясь, зашагал по рыхлому снегу, изо всех сил стараясь идти быстрее.
Снег, снег, снег падал звездами бесшумно, густо и язвительно. Он пританцовывал и вскоре стал, словно юркий бес, вертеться вокруг великого комбинатора, постепенно скрывая маячивший балахон в белой пелене. День разгорался бледно и медленно, время от времени выпуская на волю из-за серых туч, как сиротливого цыпленка, мартовское блеклое солнце.
Глава II
НЕМЕШАЕВЦЫ И ДОКА ПО ЧАСТИ ПОЛИТИКИ
В некогда богатом купеческими дворами и традициями, а ныне пролетарском захолустье, городе Немешаевске, прославившемся совхозом-техникумом c единственным в республике асфальтно-топтальным факультетом, было так мало предприятий общепита и так много рабочих клубов и методологических обществ аграрников-марксистов, что жителям города приходилось питаться не старорежимными судачками а натюрель, а идеологически выдержанными лозунгами типа «Выполним промфинплан в три рефрена!».
Выполняя пресловутый промфинплан, граждане пролетарского захолустья гордились своими вишневыми садами и проспектом Диктатуры пролетариата. Летом в конце проспекта, среди аккуратно разбросанных зеленоватых блинчиков, можно услышать оперное мычание черной c белыми пятнами коровы, принадлежащей сельхозкооперативу «Первая пятилетка». Виолончельными звуками матчиша, издаваемыми черно-зеленым «катерпиллером», на котором разъезжал работник исполкома товарищ Жеребятников, можно было наслаждаться утром и вечером, как холодной зимой и серебряной весной, так и жарким летом и золотой осенью. В мае проспект Диктатуры пролетариата утопал в зелени, а в ноябрьские праздники – в труднопролазной грязи. К вечеру же любого времени года, когда утомленное солнце скрывалось за рабоче-крестьянский горизонт, а звонницы доигрывали последнюю незамысловатую мелодию, Немешаевск погружался в кромешную тьму и затихал. Город постепенно засыпал глубоким провинциальным сном.
Но все эти артистические мычания, автомобильные матчиши, вишневые садики, майские прелести, ноябрьская слякоть и даже почти-малиновые благовесты были ничто в сравнении со стоявшим в центре города, напротив здания бывшего земства, а теперь исполкома, зеленым ларьком, фасад которого венчала неопределенного цвета вывеска c надписью:
ПИВО – ВОДКА
Толпа городских любителей выпить или просто поболтать о разного рода насущных вопросах на злобу дня, часто собиравшаяся возле ларька, была основной достопримечательностью Немешаевска.
Говорят, что в те врезавшиеся в память дни, когда Немешаевск бурлил ужасными слухами, вызванными беспрецедентной в истории криминалистики кражей снега c огорода начальника трамвайного депо Архипа Афансьевича Глобова, расследование проводилось не в городском отделении милиции и не в НОГПУ, а на Центральной площади перед шинком «Пиво-водка». Сказывают также, что в один из тех же бурлящих вечеров, а именно в четверть шестого, и была произнесена фраза, положившая начало частному расследованию, и фраза эта принадлежала не кому-нибудь, а заведующему, и не простому заведующему, а заведующему методическо-педагогическим сектором пролеткульта Поликарпу Харитоновичу Аввакумову.
– Это, товарищи, ясно, как день, и понятно, как осень: ясно, что похитить снег мог только непрофессиональный вор, и понятно, что этот самый вор не живет в нашем городе! – обращаясь к кружке c пивом, сказал тогда Поликарп Харитонович и дюжина хмельных граждан, стоявших возле ларька, мгновенно смекнула, о чем идет речь.
Кто-то не согласился c товарищем Аввакумовым: дескать, не только не ясно, но и вообще непонятно ни черта. И пошло тогда во все колокола звонить...
– Без поджога и дрова не горят! – усмехнулся в свои длинные усы худой, точно велосипед, выдвиженец c журчащей фамилией Щипрудчин.
– Э-э-э? Что вы имеете ввиду? – спросил гражданин непонятного возраста.
– Сами должны знать!
– Теперь понятно, почему в Немешаевске солнце не на востоке золотится, а на западе! – толкнул c жаром придурок в картузе, надвинутом так низко, что оттопыривались уши. – Скоро так и будут говорить: «Так вот она какая, столица пролетарских пороков!»
– Ничего подобного! – прокалякал выдвиженец Щипрудчин. – У нас тут старое тихое пролетарское захолустье.
– А вы свинья! – вдруг сделал въедливое замечание придурку в картузе непонятный гражданин.
– Гришка это сделал! – прогундосил гражданин вот c таким лицом: пухленькие щечки, впалые скулы, скошенный подбородок.
– Отставной козы барабанщик ваш Гришка, – как всегда, принципиально воскликнул председатель месткома Генрих Ричардович. – Такое ж суметь надо! Да и на что, я вас спрашиваю, ему снег?
– Архип Афанасьевич, так в субботу или в пятницу? – задал приличествующий случаю вопрос пройдоха c вытаращенными глазами. – Я что-то в последнее время нашей «Немправде» не доверяю...
– В ночь c субботы на воскресенье... – ответил потерпевший. – Лег спать – снег был, просыпаюсь утром, выхожу во двор – нет его. Вот такая вот мать за ногу. Я было думал, расстаял, смотрю – лопатой гребли. Все подчистую, товарищи, стилибонили. И где ж у людей совесть?
– Вот так дела... – гримасничая, протянул рабочий-ударник c красной мордой и, отхлебнув пива, вдруг брякнул первое, что пришло в голову: – Буржуи недорезанные это сделали.
– Гришка уволок, его работа.
Радий Нифонтович Добрынин, пожарник в отставке, был другого мнения: