Триумвиры
Шрифт:
Вернувшись в Рим после уничтожения остатков спартаковцев, слыша на форуме, улицах и в общественных местах нарекания на сулланские законы и порядки, Помпей, не задумываясь, перешел на сторону популяров и обещал народу восстановить власть трибунов, когда станет консулом. Популяры с радостью согласились поддерживать его, позабыв, что Помпей, будучи сулланцем, подавил восстания Лепида и Сертория, вероломно казнил Юния Брута.
«Враг плебеев притворился овечкой, — думал Красс, искоса поглядывая на него с усмешкой, — это умно. Комиции выбрали нас консулами, легионы нами распущены, теперь остается возвратить народным трибунам власть, отнятую Суллой, главным образом право проводить законы без утверждения сената. А тогда…»
Он потер руки и, услышав приветствия мужей, увидев низкие поклоны матрон и девушек, широко улыбнулся подходившему Катилине.
— Привет величайшим полководцам, — сказал хозяин, и глаза его метнулись по их лицам.
— Привет и тебе, счастливейший из смертных! — громко ответил Помпей, взглянув откровенно на вспыхнувшую Аврелию Орестиллу. — Мы, воины, отвыкли в странах варваров от прелестных лиц римлянок и гречанок…
— Но ты не отвык, благородный Гней Помпей, от любезности, и Венера, по-видимому, вновь стала благосклонной к тебе, лишь только нога своя ступила на почву Италии…
— Венера помогает влюбленным, а обо мне едва ли кто думал, кроме моей жены, — с притворным вздохом возразил Помпей.
— Ты очень скромен, — засмеялась Аврелия Орестилла, замахнувшись на него веером, — но я могла бы назвать имена матрон, тосковавших по тебе…
Помпей смущенно обратился. к Крассу:
— Гости занимают уже места, и, если ты, коллега, не возражаешь, возляжем вместе.
Но Красс, шепотом беседовавший с Катилиной, не ответил. До слуха Помпея донеслись его слова:
— …сто тысяч сестерциев… пять с половиной процентов в месяц…
«Торгаш нигде не упускает случая, чтобы извлечь прибыль», — презрительно подумал Помпей и занял место рядом с Юлием Цезарем.
Увлекшись пением кифаристки, он не слушал Цезаря, который, придвинувшись к нему, что-то шептал. А гречанка пела, сопровождая строфы тихими звуками кифары.
Есть в ковеславвом Аргосе град знаменитый Эфира. В оном Сизиф обитал, препрославленный мудростью смертный… [2]2
«Илиада», VI, 152 (перевод Гнедича).
— Прости меня, великий Александр, что я мешаю тебе слушать, — льстиво говорил Цезарь, сравнивая Помпея с Александром Македонским, — но я не могу не восторгаться твоими громкими победами! И в Испании, и в Италии ты совершил такие подвиги, что плебс, ожидая твоего возвращения в город Ромула, величал тебя вторым Марием…
Сравнение с Марием не понравилось Помпею, и он, не скрывая своего недовольства, тихо вымолвил:
— Не хотел бы я быть Марием, побежденным Суллою… Но поскольку ты поддерживаешь меня в народном собраний, я спокоен…
— Я маленький человек, — притворно вздохнул Цезарь, — нападая же на сулланцев и на законы диктатора, я расчищаю тебе, благородный Александр, путь к власти…
— Разве ты считаешь меня честолюбивым?
— Каждый муж, а в особенности великий, должен быть почитаем по заслугам… Только, конечно, не Лукулл: он обогащается, грабя провинции, ведет войны без разрешения сената, который терпит его своеволия и величает на заседаниях Александром Македонским… Бесспорно, подвиги Лукулла блестящи, но если бы ты был на его месте…
Глаза Помпея загорелись, щеки зарумянились. В одно мгновение в голове пролетела мысль: «В Азию, в Азию!» — однако он подавил волнение, вымолвив:
— Грабежи постыдны, и я удивляюсь, что Гай Веррее, сицилийский пропретор, остается безнаказанным… Подумать только — в три года он обратил население цветущей страны в толпу нищих!
— Ты ошибся, Александр! Популяры не молчат… Марк Туллий Цицерон обещал выступить в этом деле по просьбе представителей сицилийских городов… Сегодня я увижусь с ним и поговорю…
Помпей задумался.
— Видишь ли, друг, — сказал он, подняв голову, — Цицерон будет обвинять Верреса и откажется, по обыкновению, от вознаграждения, а Квинт Гортензий Гортал, конечно, получит сотни тысяч сестерциев… Не находишь ли ты, что Цицерону нужно что-то пообещать?
— Нет, нет, — поспешно возразил Цезарь, — Цицерон — муж бескорыстный, и это оскорбило бы его… Скажу тебе откровенно: он собирается на свой счет отправиться в Сицилию за доказательством виновности Верреса…
Подошел Красс и, возлегая рядом с Помпеем, тихо сказал:
— Амфитрион не дает мне покоя…
— Неужели просит денег? — спросил Помпей.
— Не просит, а требует! И я обещал, потому что — клянусь богами! — никогда не был расчетлив…
Цезарь и Помпей переглянулись. Но Красс, не замечая удивленых взглядов, продолжал:
— Опираться на плебс, поддерживать популяров и ладить с ними — это хорошо, и Катилина, кажется, чтото замышляет… Боюсь только, как бы его действия не вызвали потрясения республики! Впрочем, не так беспокоит меня Катилина, как Цицерон…
— Цицерон? — вскричал Помпей. Красс исподлобья взглянул на него.
— Разве не знаешь, что Цицерон решил обвинять Верреса?..
— Но Веррес… разве он не разорил Сицилии? Красс рассмеялся.
— А ты бы как поступил, Гней Помпей, если бы был на его месте?
Помпей смутился, но его выручил Цезарь:
— Благородный Марк Лициний, очевидно, забыл, что Помпей Великий еще при жизни Суллы управлял некоторое время Сицилией…
— Управлял?.. Когда это было?