Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
— Кажется, все уже узнали, что должно, — сказала вельва наконец.
— Да, кажется, это так, — ответили ей.
— А кто лежит там, в соседней комнате, под шкурами? — удивилась тогда вельва. — Сдается мне, это бессильный старик.
Но это был, конечно, не старик, а я. Пророчица так бубнила, что прогнала сон. Словом, когда она прозвала меня стариком, я сел на постели и сказал:
— Ты ошиблась, женщина. И я не верю ни одному твоему слову. Если не в силах сказать, старый или молодой спит за стеной, то способна ли ты предсказать судьбу на много лет вперед? Так что лучше помолчи и сама не испытывай терпение Фригг!
— Фригг?
— Она супруга Всеотца, коего мы на своем языке именуем Одином. Ей одной и ведом удел каждого.
— Продолжай, прошу тебя! Что же было дальше?
— Услышав мои слова, вельва, казалось, оцепенела. Сидела и мычала под нос. Я хотел было растолкать женщину, как вдруг она очнулась:
— И все же я сообщу о твоей судьбе, Одд, — сказала мне вельва. — Ты проживешь дольше других людей и объездишь много стран и морей. На всех берегах, куда ни пристанешь, слава о тебе будет идти впереди. Но все-таки умрешь ты здесь — в Берурьеде. В конюшне стоит старый конь по имени Факси, от сего любимца тебя и настигнет смерть.
Тут я не сдержался и за такое пророчество залепил ей пощечину, и столь звонкую, что дядьке пришлось выплатить виру. С тем колдунья и убралась. О пророчестве прознали все местные, и дня не проходило, чтобы не зашел какой-нибудь бонд и не стал бы расспрашивать — а жив ли ещё тот Одд, коему нагадали помереть от коня.
И, чтобы положить сему конец, мы с побратимом отвели сивого Факси на берег за холмы. Там я нанес коню смертельный удар и, вырыв яму в два его роста, спустил туда труп. А сверху завалил все камнями.
Родичи решили, что предсказание вельвы о том, как этот конь причинит мне смерть, уже не сбудется. Но я подозреваю в словах колдуньи некий скрытый смысл, который мне, хотя я с пеленок учился у самого Ингьяльда Мудрого, пока не удается разгадать. И до тех пор я стараюсь держаться подальше от родного мне берега. А потому, Рюрик, охотно поплыву с тобой за море.
— Тогда, чтобы дело удалось, нам следует принести жертвы богам! — предложил Рюрик.
— Не у вас ли, вагров да ругов [8] , в ходу пословица, что на богов можно надеяться, но самим бы не оплошать. Жертвы, наверное, достойное и важное дело, но не бывает плохой погоды, если ты хорошо снаряжен. Будем же верить больше в свои силы, чем полагаться на помощь бессмертных, — предложил Одд. — У них и без нас дел полно.
8
Руги, они же руяне, — прибалтийская русь, владевшая о. Рюген и примыкающим к нему побережьем.
— Но судить все одно им! — заключил князь.
…Вот боги и рассудили тот спор. Но пади на Рюрика хоть вся немилость богов, решения своего не изменит. Он тряхнул головой, стараясь навсегда прогнать эти воспоминания, от которых вдруг защемило сердце. Тувара с Сиваром смерть уже не отпустит, жены и дети давно пребывают в царстве Морены, а он… он должен жить во что бы то ни стало. Боги не прощают слабости, тем более князьям.
Когда одноглазый шагнул в лодку, та заскрипела, закачалась. Добря обеими руками ухватился за борта, беззвучно молил богов, чтобы посудина не перевернулась.
Водчий стоял спиной, изредка опускал весло в воду, но казалось, не лодкой правит, а рекой. По берегу спешной рысью мчался Сребр. Язык высунут, болтается, как красная тряпица, но морда у волка довольная, радостная. Помощник одноглазого исчез, лишь впереди показалась просторная гладь озера и крики чаек стали оглушающе громкими.
Добродею сперва не верилось, что жуткий Лодочник решился доставить его в Русу. Воображение рисовало страшные картины, казалось, будто плывут не в город Вельмуда, а прямиком на тот свет. А куда ещё может везти приспешник водяного царя? Но одноглазый вел себя как самый обычный человек, да и разговоры вел обычные, особенно вначале.
— Ты, значится, из Рюрикова города? — нарушил молчание он.
— Ага, — ответил мальчик осторожно.
— А правда, что князь ентов собственноручно Вадиму голову оторвал?
— Да… — выдохнул Добря.
Одноглазый усмехнулся. Мальчик отчетливо видел, как под истертой рубахой вздулись мышцы.
— И воинов Вадима покалечил?
— Всех до единого. Покалечил и прибил.
— А мужичье, стало быть, отпустил?
Добря стиснул зубы, кулаки сжались сами по себе. А одноглазый продолжал равнодушно:
— Да, беглецам самое место в Киеве. Тамошний князь — Осколод — Рюрика не жалует. Хоть и родня.
— Родня?! Как так?
Удивление в голосе Добри прозвучало до того громко, что Лодочник даже обернулся. Бросил на мальчика испытующий взгляд, продолжил:
— Пасынок, говорят, от первой жены, — и добавил, сдерживая смех: — Ее, видать по всему, Вадим на кол посадил. А после и сам, того, сел…
Добря похолодел до самых пят.
— Осколод этими водами как-то проходил, местных за собою на Киев звал, повезло ему, что князь русский — Вельмуд — при Гостомысле тогда был. Чего там Киев — аж на Царьград зазывал. Много молодых увел. Говорили ещё, что поклялся он отчиму, Рюрику стало быть, в верности и дружбе, а тот самолично дал Осколоду лодьи и благословил в дорогу. Купились.
— Так почему же тогда Осколод Рюрика не жалует?
Лодочник молчал довольно долго, а после махнул рукой, сказал:
— Не поймешь. Мал ты ещё. Скажи лучше, точно ли, что в Рюриковом городе и в Славне меня кличут прислужником водяного царя, а?
— Не… Не слыхал такого, — соврал Добря.
— Ну, в таком случае давай договоримся. Коли услышишь, не спорь. И приврать можешь, мол, так и есть. А я тебе за это тайну открою.
Добродей замер, во все глаза разглядывая собеседника, покраснел.
— Да ты не бойся, Добря! Не бойся. Вот как думаешь, что такое волшба?
— Волшба… она и есть волшба, — буркнул Добря.
Губы Лодочника растянулись в улыбке:
— А давай поспорим? Вот ты скажи, для того, чтобы дом построить, волшба нужна?
— Конечно, — пробормотал мальчик смущенно, глянул на хитрую физиономию лодочника, добавил поспешно: — Ну там, обереги в основание заложить, жертву принести звериную, а то и человеческую…
— А дальше?
Добря насупился, чуя подвох: