Троцкий. «Демон революции»
Шрифт:
Но Троцкий с сомнением и недоверием отнесся к конкретным предостережениям, в частности, в отношении Этьена (Зборовского), заменившего сына в редакции «Бюллетеня». Изгнаннику везде чудились провокации. Предостережение Орлова не сыграло той роли, на которую рассчитывал бывший советский резидент в Испании. Нужно сказать, что не только Троцкий оказался в осаде. Многие его самые близкие сторонники также находились под наблюдением секретных агентов, вербуемых часто из сотрудников Коминтерна. Узнать адреса многих приверженцев Троцкого помог все тот же «Тюльпан» (Зборовский). В августе 1937 года он сообщал в Москву, что «Сынок» уехал из Парижа и поручил ему вести все дела: переписку, текущую корреспонденцию, связь с различными лицами, пересылку почты и документов «Старику» и т.д. Далее в донесении говорится, что, для того чтобы «Мак» мог вести всю корреспонденцию самостоятельно, «Сынок» передал ему свой «маленький блокнот», в котором имеются
НКВД знал о Троцком слишком много, чтобы у того остались шансы уцелеть.
По указанию лидера IV Интернационала в печати была помещена небольшая статья «Жизнь Л.Д. Троцкого в опасности», в которой общественности сообщалось, что изгнаннику известно о готовящемся на него покушении. В публикации ясно говорилось и о том, откуда исходит угроза: от Сталина, Москвы, НКВД. В ней подчеркивалось: «Пока жив Л.Д. Троцкий, роль Сталина, как истребителя старой гвардии большевиков, не выполнена. Недостаточно приговорить тов. Троцкого вместе с Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и др. жертвами террора к смерти. Нужно приговор привести в исполнение». В статье речь также шла о том, что в Койоакане уже «была произведена попытка покушения на тов. Троцкого. Под видом посыльного, принесшего подарок, в дом пытался проникнуть подозрительного вида человек. Попытка эта сорвалась, так как поведение его показалось подозрительным. Воспользовавшись случаем, он скрылся, оставив поблизости пакет с взрывчатым веществом»{160}. В статье указывались фамилии сталинских агентов, прибывших в Мексику из Испании. Некоторые фамилии были верны. Но в этом списке не было ни Эйтингона, ни Меркадера, ни Григулевича, ни других основных лиц, входивших в группу для проведения операции. В оперативной жизни у них у всех были, разумеется, другие фамилии и другие имена.
В это же время Троцкий пишет два письма в редакцию «Бюллетеня», где сообщает: «В ближайшие два-три месяца вы не должны ждать от меня новых больших статей. Я обязался в течение ближайших 18 месяцев написать книгу о Сталине и закончить книгу о Ленине…» Через два дня он пишет по тому же адресу: «…относительно статей товарища Бармина [33] , то они прибыли в такой момент, когда у нас здесь была большая тревога (попытка покушения того типа, который был применен в Болгарии против Солоневичей). Я вынужден был на известное время покинуть квартиру без рукописей и документов…»{161} Отправив подготовленные материалы в «Бюллетень», Троцкий скрылся в одной из мексиканских деревень. А копии его статей для «Бюллетеня» уже были на пути в Москву. Щупальца сталинских агентов по-прежнему цепко держали изгнанника. «Вест» сообщал в Иностранный отдел: «Бюллетень» выйдет 15 апреля. Почти всё – статьи «Старика», часть которых Вы получите или получили последней почтой…»{162}
В Москве знали, что Троцкому известно о готовящейся акции против него. Один из крупных советских разведчиков Яков Исакович Серебрянский в конце 30-х годов смог похитить часть архива Международного секретариата троцкистов в Париже при помощи того же Зборовского. Там есть документы, из которых явствует, что в секретариате знали о возможности покушения на Троцкого с целью «возмездия террористу». Например, в документе, датированном еще 19 ноября 1935 года, указывается, что на заседании, где присутствовали Мартин, Люран, Дюбуа, Кларт, Менье, Корин, было рассмотрено письмо Фреда Зеллера, посетившего Советский Союз, а затем побывавшего у изгнанника в Норвегии. В этом письме содержалось предложение «убить Сталина». Письмо Зеллера признано секретариатом явно «провокационным»{163}. Сталину был выгоден миф о готовящемся на него «покушении троцкистов», ибо тогда более оправданными выглядели не только карательные меры в собственной стране, но и действия Иностранного отдела НКВД, развернувшего широкомасштабную охоту на Троцкого за рубежом.
В «архиве Снейвлита», также оказавшегося в руках НКВД, есть немало документов, свидетельствующих, что в окружении Троцкого чувствовали: полным ходом идут приготовления к физическому устранению Троцкого, антисталинский голос которого не умолкал. Один из приближенных изгнанника, Крукс, писал своему единомышленнику Келлеру: «Над товарищем «Ц» (Троцким. – Д.В. ) нависла смертельная опасность со стороны ГПУ; необходимо предпринять все меры для спасения тов. «Ц»{164}.
Наум Исаакович Эйтингон, непосредственно возглавивший проведение операции, приступил к ее подготовке, как в принципе и было решено в Москве, в двух вариантах: силами Мексиканской
Давид Альфаро Сикейрос, знаменитый мексиканский художник, довольно подробно описывает мотивы и намерения своих сообщников, решивших, что «штаб-квартира Троцкого в Мексике должна быть уничтожена, даже если бы пришлось прибегнуть к насилию»{165}. Но Сикейрос не может сказать всей правды. Он ничего не говорит об участии в операции компартии Мексики, о людях – немексиканцах, – планировавших ее. Для исторического оправдания Сикейрос пытается изобразить операцию лишь как результат недовольства мексиканцев-интернационалистов действиями троцкистов в Испании. Его рассуждения о роли ПОУМ [34] , «предательстве» троцкистов в Гражданской войне, мягко говоря, натянуты и исторически некорректны. Невозможно поверить в намерения большой группы: «Наша главная цель, или глобальная задача всей операции, состояла в следующем: захватить по возможности все документы, но любой ценой избежать кровопролития»{166}. Может быть, именно для этого они прихватили пулемет?
Думаю, все это говорилось для суда, для общественности, для камуфляжа той жестокой акции, которой дирижировали из Москвы. Сикейрос все изображает почти спонтанным, стихийным порывом мексиканцев-интернационалистов, сражавшихся в Испании, отомстить Троцкому за дела ПОУМ, вносившей, по мнению автора воспоминаний, раскол в ряды сражавшихся республиканцев. В книге «Испанские коммунисты» Хезус Фернандес Томас пишет, что вся вина руководителей ПОУМ Андреса Нина и Хоакина Маурина заключается в том, что они не хотели слепо копировать советский опыт. Еще в 1932 году Х. Маурин писал: «Советы – это русское творение, которое не удастся приспособить к какой-либо другой стране… Подчиниться заблаговременно каким-либо конкретным формам – значит обречь себя на поражение». А.Нин разделял эти взгляды, что, по словам Х.Фернандеса, и обрекло на гибель руководителей ПОУМ. Ликвидацией А. Нина руководил Орлов (тот самый, который будет предупреждать Троцкого об опасности со стороны агентов НКВД). С тех времен и существует легенда о троцкистском заговоре и восстании троцкистов в Испании{167}. В общем, если верить книге Сикейроса, то дело сводилось просто к революционному возмездию. Сикейрос, командовавший в Испании в чине подполковника 82-й бригадой, особенно отличившейся под Теруэлем, сколотил в Мексике боевую группу для террористической операции.
Под руководством Эйтингона, который в группе, однако, открыто не появлялся, шла интенсивная подготовка к операции. Предусмотрено было все: способы нейтрализации полицейских, охранявших особняк по периметру, обезоруживание внутренней охраны, нарушение телефонной связи, порядок действий групп прикрытия и захвата, поджог и уничтожение архива и т.д. Но главными были две задачи: ликвидация хозяина дота и уничтожение его бумаг (Сталин ни на минуту не забывал о книге, над которой сейчас день и ночь работал Троцкий.) Казалось, предусмотрено было все. Но, как часто бывает, в события вмешался Его Величество Случай.
1 Мая 1940 года по площадям Мехико прошли тысячи трудящихся столицы, неся подготовленные коммунистами плакаты и лозунги, призывающие не только к классовой солидарности угнетенных, но и требующие от президента Ласаро Карденаса немедленно выдворить Троцкого из страны. Изгнанник, хотя и привык, казалось бы, к непрекращающейся травле и поношениям, в глубине души тяжело переживал ту ненависть, которую вызывала его деятельность в Мексике.
Весь май он лихорадочно писал очередную главу книги о Сталине, статьи «Роль Кремля в европейской катастрофе» и «Бонапартизм, фашизм, война», отвечал на письма. Накануне майского покушения Троцкий написал письмо Саре Вебер, взявшей на себя заботы по выпуску в Штатах «Бюллетеня». Он успокаивал ее, заявляя, что впадать в уныние из-за отсутствия денег не стоит. «Будем выпускать номер, когда будут деньги»{168}. Написал полемическое письмо своему оппоненту Вайсборду. Он критиковал его группу за недооценку работы «левой» оппозиции, разъяснял некоторые теоретические вопросы. В частности, он писал: «У Ленина вы, конечно, ничего не найдете о демократическом централизме, ибо сталинская фракция сложилась после смерти Ленина»{169}.
Еще в середине мая он рискует выйти на час-другой за ворота своей крепости, под охраной двух-трех телохранителей. «Обычно каждая прогулка, – вспоминал позже один из его сотрудников, пожелавший назваться лишь инициалами К.М., – была небольшой военной экспедицией. Надо было заранее выработать план и установить точное расписание. «Вы со мной обращаетесь, как с неодушевленным предметом», – говорил он иногда, скрывая улыбкой нетерпение»{170}.
В ту теплую ночь, когда часовая стрелка уже показывала наступление нового дня – 24 мая, Троцкий еще работал. Жена давно спала, как и их внук Сева, в соседней комнате. Из окна кабинета Троцкого с полуприкрытой изнутри бронированной ставней, свет пробивался до половины третьего ночи. Троцкий долго не мог уснуть, ворочался; наконец, приняв снотворное, стал погружаться в сон…