Троцкий. Книга 1
Шрифт:
Личность моя вам известна. Вместе работали в Америке.
До свидания»{179}.
Теперь не нужно было никаких предупреждений. Все ясно понимали, что сталинский меч навис над уродливым после укрепительных работ домом. Но каков будет этот удар? Взрыв? Пулеметная очередь? Яд? Никто не мог знать. Даже сам Сталин. Его не интересовали криминальные детали. Ему был нужен конечный результат.
Как вспоминал Павел Анатольевич Судоплатов, во время той, упоминавшейся мной памятной весенней встречи 1939 года у Сталина вождь произнес еще одну откровенную и предельно ясную фразу:
– Война надвигается. Троцкизм стал пособником фашизма. Нужно нанести удар по IV Интернационалу. Как? Обезглавить его…
«Нанести удар»… «Обезглавить»… В мае удар был нанесен, но чудо спасло лидера «Мировой партии социальной революции». Эйтингон знал,
Эйтингону нужно было найти способ проникновения своего человека внутрь дома Троцкого, ибо изгнанник после майского покушения почти совсем прекратил вылазки за кактусами в горы. Многодневные наблюдения дали неутешительный вывод: Троцкий принял особые, повышенные меры предосторожности. Еще раньше из Парижа пытались через Зборовского внедрить в охрану своих людей. Зборовский написал письмо «Старику», затем секретарю Троцкого Вану. Но Троцкий был осторожен и не хотел расширять круг лиц, находившихся около него{182}.
Эйтингону не оставалось ничего другого, как вводить в действие второй вариант. Несколько шифрованных сообщений в виде писем из Нью-Йорка на имя «Педро Гонсалеса», торопили: «объект» может исчезнуть, сменить место проживания, перейти на нелегальное положение и т.д. Меркадер с начала 1939 года был уже в Америке; сначала в США, а теперь и в Мексике, но под именем Фрэнка Джексона. Правда, когда Меркадер перебрался из Испании во Францию, у него был паспорт на имя бельгийца Жака Морнара. Именно там, как я упоминал раньше, Морнар с помощью Зборовского познакомился с Сильвией Агелоф – активной троцкисткой из одной американской организации «большевиков-ленинцев». Мать Сильвии была русской, поэтому, кроме английского, французского, испанского, С. Агелоф знала и русский язык. В сентябре 1938 года она участвовала в Учредительном конгрессе IV Интернационала. Именно тогда она познакомилась с Жаком Морнаром.
У молодых людей начался бурный роман. Морнар возил 28-летнюю (кстати, малопривлекательную) женщину по ресторанам, театрам, предлагал жениться. Они провели так три счастливых беззаботных месяца, ибо Жак был не только красив, внимателен, но и не беден. После возвращения Сильвии в феврале 1939 года на родину, в США, через три-четыре месяца туда же приехал и Морнар, объясняя свой приезд интересами коммерции. Но теперь он был уже… канадцем Фрэнком Джексоном. Эту метаморфозу он объяснил Сильвии необходимостью избежать призыва на военную службу. – По сути, Сильвия исполнила роль Маты Хари, но наоборот. Не она занималась обольщением нужных лиц, а «обольстили» ее. Именно с помощью этой женщины, чуть не потерявшей голову от привалившего счастья, Ж. Морнар – Ф. Джексон в конце концов проник в дом Троцкого.
…Рамон Меркадер, с молодости захваченный революционным порывом, оказался в руках советской спецслужбы и не смог вырваться из ее тисков до конца своих дней. Мне удалось многое узнать об этом человеке, которому суждено было самым ужасным образом прервать жизненный путь Троцкого. Одна из наиболее интересных работ о Хайме Рамоне Меркадере дель Рио Эрнандесе (таким является его полное имя) написана французским историком Исааком
Старый разведчик характеризовал Рамона Р. Меркадера как очень умного и волевого человека, фанатично убежденного в исторической справедливости дела, которому он посвятил жизнь. По словам Павла Анатольевича, не то дед, не то прадед Меркадера был послом Испании в Петербурге, а отец его матери занимал пост губернатора Кубы. Мать Рамона – Эустасия Мария Каридад дель Рио была очень импульсивной, энергичной, решительной женщиной. Будучи молодой матерью пятерых сыновей – Хорхе, Пабло, Рамона, Монсеррата и Луиса, – Каридад во время гражданской войны в Испании порвала с набожным мужем, вступила в коммунистическую партию и стала тесно сотрудничать с агентурой НКВД. Уже один этот факт многое говорит о ней. Советским резидентом в то время в Испании был ранее упоминавшийся Александр Орлов, а его заместителем – Наум Эйтингон. Именно с тех пор Эйтингон оказался тесно связанным с матерью и ее сыном Рамоном. Наум Исаакович Эйтингон (он же Наумов, Котов, Леонид Александрович) еще в Испании убедился в надежности, воле, решительности молодого офицера республиканской армии. Именно с тех лет тот и стал тайным сотрудником НКВД. Фамилии Морнар, Джексон – «шпионские». Например, Фрэнком Джексоном Меркадер стал, когда ему в специальной лаборатории НКВД в Москве подготовили паспорт, используя документы погибшего в Испании канадского добровольца.
Младший брат Рамона Меркадера, Луис, ставший профессором Мадридского университета, связывает трагическую судьбу Рамона с характером своей матери – красивой, привлекательной женщины, готовой на приключения и резкие повороты судьбы. Она оказывала большое влияние на сына. Именно с этими главными действующими лицами приближающейся трагедии готовился разыграть последнюю сцену в жизни Троцкого Эйтингон.
Руководитель операции в Мексике не жалел денег на завершение акции. Возвращаться с пустыми руками в Москву для него значило разделить судьбу С.М. Шпигельглаза. Скрыться, исчезнуть, как это сделал Орлов, Эйтингон не мог. Этого не позволило ему его чувство долга. Поэтому он твердо сказал Рамону: «Ты должен исполнить приговор». Денег на подготовку, повторю, не жалели. Луис Меркадер, проживший из своих почти семидесяти 40 лет в СССР, знавший лично Калинина, Берию, Кобулова, Судоплатова, Эйтингона, уверял: «На операцию с начала до конца они потратили не менее пяти миллионов».
Рамон Меркадер, обосновавшись в Мехико, вызвал к себе Сильвию, и она в начале 1940 года быстро устроилась работать у Троцкого в качестве секретаря. Быстро потому, что раньше у него работала ее родная сестра Рут Агелоф. Льву Давидовичу понравилась скромная, малозаметная и непривлекательная молодая женщина, готовая во всем помогать ему: стенографировать, печатать, подбирать материалы, делать вырезки из газет, выполнять многие мелкие поручения. Когда Эйтингон узнал, что Сильвия будет работать в доме Троцкого, он был доволен: начало важного «внедрения» было положено.
Поскольку Сильвия жила в номере гостиницы «Монтехо» вместе с Рамоном, он вскоре стал подбрасывать ее на работу, на своем элегантном «бьюике». Щегольски одетый коммерсант выходил из машины, открывал дверцу, помогал Сильвии выйти, целовал ее в щечку и махал на прощание рукой. Часто он и приезжал за ней. Охранники, сменявшие друг друга у ворот «крепости» Троцкого, постепенно привыкли к красивому, высокому, улыбающемуся «жениху» Сильвии. Исподволь, незаметно для всех он стал для охраны своим. Однажды ему пришлось подвезти в центр Мехико супругов Росмеров, которые затем говорили Троцкому, что у Сильвии «очень симпатичный, приятный жених». С помощью Маргариты Росмер Рамон в конце концов несколько раз побывал и на территории «крепости»: гостья из Франции, съездив в столичные магазины, просила «приятного молодого человека» занести покупки в дом. Побывав в доме, Меркадер подтвердил данные советского агента-женщины о расположении комнат, дверей, наружной сигнализации, о запорах и т.д.