Трое и боги

Никитин Юрий Александрович

Низкое небо беззвучно блистало багровыми молниями. Олег заставил себя не слышать грома, тогда не услышит и голоса Мардуха.

Мардух очень медленно приблизил кончик раскаленного прута к груди молодого волхва. Олег стиснул зубы, приготовившись к боли. Мардух задержал горящее железо, словно передумал, затем приложил ярко-красный конец к его груди.

Олег слышал, как зашипело, даже уловил запах горелого мяса. Боль стегнула позже. Он дернулся, забился в цепях, стремясь уйти от раскаленного железа. Мардух на миг убрал прут, приложил

снова. Дикая боль пошла разрастаться, вгрызаться в каждую клетку тела. Мардух хохотал и нажимал раскаленным железом, погружая, как нож в масло.

Олег знал, что он не герой. Если Мрак смог бы стерпеть молча или же даже смеялся бы над врагом, то он, не воин, а волхв, чувствительный к боли и тяготам, кричал от боли, выл, корчился, а когда понимал, что Мардух этого и добивается, то пытался остановиться, но боль заставляла снова кричать и корчиться.

Потом он наконец-то потерял сознание. Когда отлили водой, Мардух уже пытал Таргитая. Ему ломали пальцы, потом перебили руку. Раскаленным железом сожгли волосы, затем обрубили уши, сломали нос, по одному выбивали зубы. Таргитай, наконец, повис, весь залитый кровью, а Мардух перешел к Мраку.

Маг едва держался на ногах, его поддерживали двое стражей. Уже три жаровни полыхали во всю мочь. Воздух был горячий, накаленный, колыхался струями дыма. Запах горелого мяса был настолько силен, что Олег уже ни о чем другом не мог думать. Мардух сипло орал, отталкивал палача. Ненавистные враги, низвергнувшие его власть, наконец-то в его руках. Теперь ему недоставало крючьев и клещей.

Мардух тыкал раскаленными прутьями в Олега и Таргитая только для того, чтобы вырвать из забытья. Пусть смотрят. Пытал же Мрака, оставляя ненавистного волхва на сладкое. Ущелье было заполнено запахом дыма, свежепролитой крови. Когда Мрак сорвал голос, выкрикивая брань, Мардух велел сдирать с него кожу.

Олег отворачивал голову как мог, едва не сломал шейные позвонки, но жуткое зрелище окровавленной туши, словно освежевали лося, полыхало и под опущенными веками. Мрак уже не бранился, не стонал, даже не хрипел. Только это освежеванное тело еще жило, в нем подрагивали жилы.

Мардух, сладострастно улыбаясь, взял раскаленный прут:

– Ну, зверь, посмотри на меня!

Налитые кровью глаза Мрака, в которых уже почти не осталось жизни, медленно поднялись на Мардуха. Маг сказал с нажимом:

– Я хотел, чтобы последнее, что ты увидишь, был я. И пусть остаток жизни будешь видеть только меня!

Оборотень даже не дернулся, когда маг мира мертвых ткнул раскаленным концом прута в глаз, лишь еще больше обвис на цепях. Мардух медленно и с наслаждением выжег оба глаза. Прут начал жечь ему пальцы, отшвырнул, нетерпеливо протянул руку за следующим, не отрывая глаз от пленника.

Палач торопливо вложил новое орудие пытки. Мрак не двигался, висел как мертвый. Мардух бросил разъяренно:

– Уже?.. Рано. Распороть ему живот и вытащить все кишки.

Олег

заставил себя смотреть, как он клещами рвет мясо на Таргитае. Кровь брызгала из жутких ран слабо, певец еще раньше потерял много крови. Он почти не дергался, а затуманенные глаза открывались ненадолго, когда Мардух прижигал железом.

Олег чувствовал, что вот-вот погрузится в забытье, из которого уже не вытащит и Мардух. Все-таки он слабее. Друзьям выпало больше…

– Ты умрешь в страшных муках, – сказал он из последних сил громко, чтобы слышали и воины. – Ты сам это знаешь… И от моей руки.

Мардух подскочил как ужаленный:

– Что?.. Это ты сказал?

– Я… Если в тебе осталось хоть малость от мага, ты это знаешь.

Мардух смотрел остановившимися глазами, заорал так, что обугленная кожа начала лопаться:

– Я маг!.. И нет никого… нет ничего… что остановило бы меня!

– Я остановлю.

– Ты… Ты… хочешь, чтобы я убил тебя сразу, оборвал муки? Не-е-е-ет, ты умрешь так же мучительно, как этот… Нет, гораздо мучительнее… Именно ты – главный враг!

Истерзанное тело Мрака лежало на камнях. Ударами копий с широкими лезвиями ему вспороли живот, сизые внутренности выперло. Мардух с застывшей улыбкой выдрал их и разбросал по камням.

Маг вскричал с великой мукой:

– Боги!.. Ну почему можно убить только один раз?.. Я хочу их убивать еще!

– Все кончилось, Мардух, – сказал Олег. – Теперь пришел твой последний час.

Воины повернули головы, слушали. Даже палач выронил топор, раскрыл рот. Мардух сбил одного кулаком на землю, заорал дико, пена повисла на губах:

– Чтоб мне провалиться на этом месте!.. Если ты, дурак, выберешься из этого застенка живым… то пусть меня ты, лесной дурак волхв, сам вобьешь в землю по уши, да пусть все мои воины сгорят, как мухи в лесном пожаре…

Он задохнулся от ярости. Олег медленно поднял голову. Зеленые глаза, затуманенные болью, перехватили огненный луч из багрового глаза мага. Разбитые губы дрогнули, сложились в улыбку.

Мардух подпрыгнул, из щели рта полезла красная, пышущая жаром лава. Воины попятились.

– Чтоб вы поскорее встретили Ящера!

Олег повел плечами. Массивные цепи соскользнули, со звоном обрушились на каменные плиты. Волхв выпрямился, зеленые глаза блеснули как звезды.

– Ты сам этого пожелал!

Мардух отшатнулся, на лице появился дикий страх. Из стен полыхнуло огнем. Воины закричали, их смяло, сбило в пылающие факелы. Мардух пятился, пока спиной не оказался прижатым к стене.

Олег подошел, огромный и широкий рядом с обугленным магом. Мардух дернулся в сторону, но тяжелая ладонь волхва обрушилась на голову. Плиты с треском проломились. Мардух погрузился по шею, как в разжиженное тесто. Глаза вылезли из орбит, рот раскрылся для крика. Вырвался лишь жалкий хрип: плиты, быстро накаляясь, уже сдавили грудь. От них пахнуло сухим жаром, из серых стали оранжевыми.