Трое из Леса

Никитин Юрий Александрович

Внезапно стены ушли в стороны, свод взмыл ввысь, растворился во тьме. Горыня вылез из тесного для него входа, встал во весь рост, с треском всадил факел в трещину на стене. Бревно полыхало ярко, но пещера была так велика, что невры видели только ближайшую стену розового с голубыми жилками камня и пол. На стыке стены и пола слабо блестела вода — подземная речушка прогрызла даже неглубокое ложе в камне. В пещере было чисто, пахло свежестью. Посредине, если то была середина, высилась широченная гранитная плита, на ней что-то бугрилось, но что, Таргитай не разглядел.

Изгои жались к Мраку. Горыня

отряхнул ладони, с кряхтением сел на пол. Таргитай смотрел со страхом, даже так его голова Горыне на уровне груди! Горыня был чудовищно тяжел в плечах, у него была огромная грудь, но возраст и огромный вес еще больше утяжеляли ноги — бедра вдвое шире плеч! — а живот был чересчур велик. Горыня оглядел их, его лицо оставалось в тени, а неврам факел светил в лицо, спросил грохочущим голосом:

— Ну… с коим добром пожаловали?

В пещере заметалось, словно летучая мышь в поисках выхода, насмерть перепуганное эхо. Мрак раскрыл рот, но оттуда вырвался лишь сип. Олег оттолкнул Таргитая, выступил вперед, заговорил дрожащим голосом:

— Ты прав, могучий… Мы пришли с добром в сердцах, но нам нужна помощь. В страну, что лежит у подножья Гор, вторглось жестокое племя. Очень жестокий народ…

Горыня не дослушал, махнул рукой, а его голос громыхнул, как сталкивающиеся горы:

— Опять ваши насекомые драчки… Никак не повзрослеете. Нет, я в таких делах не помощник.

Таргитай вскрикнул невольно, позабыв страх:

— Почему? Святогор сказал, что ты можешь подраться за справедливость…

Горыня повернул к нему огромную, как башня, голову. Глаза уставились с непониманием, голос громыхнул тише:

— Что есть справедливость?

— Справедливость — это…— начал Таргитай горячо. Он запнулся, подбирая слова. Горыня подождал терпеливо, подсказал с явной насмешкой:

— То, что выгодно тебе?

— Нет, — отрезал Таргитай. От негодования он перестал страшиться великана. — Мне ничего не надо! Но этот дикий народ убивает мирных жителей, уничтожает посевы, разрушает дома…

Горыня не спускал с него глаз:

— Справедливость — это не только тебе… но и близким твоим, твоему племени, твоему народу… Верно?

— Не знаю, — ответил Таргитай честно. — Но степняки — звери! Они не должны так поступать.

Он орал, приподнимался на цыпочки, почти подпрыгивал, хотя Горыня, похоже, слышал его неплохо. Великан задрал голову к невидимому потолку, подумал. Голос стал еще тише, задумчивее:

— Степняки?.. Гиксосы?.. Нет, после них пришли савиры, как сейчас помню. Потом Анты Боевых Топоров… Ага, сейчас по Степи катится волна нового народа — киммеров. Тоже не дар богов, но другие были не лучше… Эти по крайней мере придумали стремена, благодаря которым их конница стала непобедимой. Тяжелые стрелы — тоже их выдумка. Этот народ изобрел якорь, гончарный круг, трут и огниво, дал великого мудреца Анахарсиса… Не много, но что со степняков возьмешь! Другие народы, что называли себя культурными, давали и того меньше.

Олег раскрыл и закрыл рот, шмыгнул за спину Мрака, торопливо достал из мешка книгу. Горыня нашел глазами Таргитая, спросил в упор:

— Это те самые? Киммеры?

— Не знаю, — ответил Таргитай неуверенно. — Киммеры, но насчет огнива…

— Не знаешь… Не знаешь, а берешься

изничтожать. Да еще под корень!.. Не сумлевайся, огниво изобрели они. И первыми с колесниц пересели на спины коням. Ты и этого не знал?.. Они еще с египтянами спорили, кто из них самый древний народ. Египтяне проспорили… Ты считаешь себя правым, а киммеры — себя. Они кочевники, вспаханное поле для них — испорченная Степь. Испоганенная! Пшеница растет — это же корм для их кочующих стад! Они не строят домов, живут в крытых повозках и, разрушая дома полян, делают доброе дело — так считают. Молодых девок уводят в плен, ибо женщины должны брюхатить только от победителей, дабы Род людской не измельчал, не пресекся вовсе…

Говорил он медленно, подбирал слова. Речь была странная, старинная, Таргитай не все понимал, но уже не страшился горного великана, который говорил книжно, как Боромир. Тот тоже часто напоминал о здоровье племени, о праве на жизнь только сильных, чтобы слабых изгонять, дабы Род людской не поганили…

— Они не правы! — закричал Таргитай упрямо. — Ты отказываешься помочь, такой огромный, могучий?

— Такой могучий, что обязательно должен быть туп как камень, на котором сижу? — договорил за него Горыня. — Конечно, сила — уму могила, сила есть — ума не надо, где сила — там и правда… Всегда есть соблазн, на себе испытал, закончить спор кулаками, где последнее слово будет за мной… но я прожил сотни и сотни лет, понимаешь? Хоть не очень умен, пусть даже совсем дурак, но за это время и дурак чему-нибудь научится?

Он смотрел прямо в лицо Таргитая, тот ощутил неудобство. Горный великан как будто знал, что Таргитай заработал славу дурака. Пусть даже всего на час сплоховал, но в дураки попал навек.

Мрак тем временем обошел вокруг плиты, вытягивая шею. Непонятные бугры оказались набросанными в беспорядке тушами горных козлов. Огромные, с длинной шерстью и чудовищно тяжелыми рогами, загнутыми в кольца, они выглядели кроликами, если не мышами, на столе Горыни. Мрак оглянулся на гору сухих стволов, груду веток. Горыня протянул огромную руку, не вставая, выдернул факел и опустил к полу. Мрак умело поджег сухую ветку, а великан водрузил факел на прежнее место.

Мрак деловито развел костер, сдернул барана, в мгновение ока надрезал и содрал шкуру. Покосившись на огромный живот великана, теми же быстрыми движениями освежевал еще десяток, нанизал на огромные колья и укрепил над костром.

Горыня наблюдал за крохотным человечком с умильной улыбкой. Губы велета даже сложились трубочкой, будто собирался сюсюкнуть. Мрак почти бегал от гигантского костра к горе хвороста, где самая тонкая веточка была с его ногу, кормил ненасытное пламя, наконец заорал сердито:

— Эй, умные!.. Жрать, небось, не откажетесь?.. Так поработайте. У нас с Горыней кто не работает — не ест. Верно, хозяин?

— Хорошие слова, — одобрил Горыня. — В дикой общине — очень верные.

Олег насторожился, метнул непонимающий взгляд, но Таргитай уже тащил огромную ветку, уши пылали ярче факела велета. Олег начал перетаскивать хворост к костру, но напомнил себе, что надо разузнать, что неверно в краеугольной заповеди невров.

Пещеру начал наполнять вкусный запах. Мрак приглашающе указал Горыне на подрумяненные туши: