Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»
Шрифт:
Кино продолжалось. Смеющийся всю дорогу араб за тридцать долларов довез его на своем такси до самого Брайтон-Бич, почти до конца знаменитой улицы, туда, где дома имели четырехзначные номера.
— Сенк ю, — расплачиваясь, сказал ему Алексей.
— Ю а велком, рашн бандит, — с таким же деревянным акцентом ответил представитель нефтяной державы и расхохотался, увидев удивленно поднятые брови Алексея. — Бай-бай, бэби.
— Бай-бай…
— Кеша, слушай, я что, похож на бандита? — спросил Алексей и повертел головой в поисках зеркала. Кеша уже закончил переговоры с Ларисой, прищурился, разглядывая Алексея.
— Леха, ты же учился в советской школе. Ты же должен знать,
— Вот, держи, брось в сумку. Не обременит тебя этот груз?
— Не обременит.
— Ну и класс. Пошли на улицу, перекусим там что-нибудь. У меня дома хоть шаром покати…
Все было бы замечательно, если бы не электрички, то и дело проносившиеся над головой по черной арочной, в крупных заклепках, как на Охтинском мосту, эстакаде.
— Что, здесь все время так? — Алексей посмотрел наверх в черноту переплетенных стальных балок.
— Когда как. Бывает, что по полчаса поезда нет. К этому, Леха, быстро привыкаешь.
— Слушай, Кеша, как-то старомодно ваши русские американцы выглядят. — Алексей крутил головой, провожая взглядом проходящих мимо девушек в длинных темных юбках, в платьях-макси, пиджаках и кофточках, несмотря на осеннюю нью-йоркскую жару. Попадались на пути и странные пышнотелые дамы, увешанные драгоценностями с ног до головы, сверкающие золотом, начиная от зубов и кончая поясными пряжками и массивными выпуклыми кольцами на коротких пальцах.
— A-а, нравятся наши дамы? Это все велферщики, велферщицы, вернее. Не знают, куда деньги девать. Я же говорил — здесь все халтурят. Работают нелегально, а от пособия отказаться жалко. Деньги им в недвижимость вкладывать нельзя, бизнес свой открывать тоже нельзя — вот и покупают цацки по старой русской привычке. Вообще, не смотри, Брайтон — это еще не Америка. Да и Нью-Йорк сам — не Америка. Столица мира! — гордо закричал Кеша.
«Андрей Макаревич», «Михаил Боярский», — читал Алексей ксерокопированные афиши, налепленные на стены домов.
— Да, все здесь подхалтуривают, — комментировал Кеша. — Слушай, а действительно у вас Токарев до сих пор популярный певец?
— Да так себе, но иной раз по телеку крутят…
— Ха, вот позор на великую нацию! Надо же… Я его здесь один раз чуть машиной не сбил. Представляешь? Бредет из супермаркета пешочком, с авоськами, старенький такой, зачуханный, замученный… Здесь-то ему особенно не пожировать на ресторанный гонорар. А у вас там все с ног на голову поставлено. Нет, Леха, оставайся, и не думай даже! Найдем тебе работку по душе, здесь все возможно!
— Поглядим, Кеша. Я же еще никакой Америки не чувствую. Я еще в самолете. Дай оглядеться-то.
— Оглядывайся, давай-давай.
«Пельменная», «Шашлычная», «Парикмахерская», — читал Алексей русские вывески, — «Ресторан „Одесса“»… На тротуаре рядами стояли лоточники, столики с разложенными на них книгами. Алексей с удивлением отметил знакомый питерский ассортимент — Чейз, Гарднер, Толкиен, Бунич, Суворов, детективы, политические авантюрные романы, мемуары. Все издано в России…
— Вот так номер! Кеша, они что, на себе это все тащат из России? Тяжело ведь!
— Ну да, тащат… Скупают у эмигрантов свежих по пятьдесят центов, продают по десять баксов. Тут дураков нет. Такие жуки — за квотер[1] каждый удавится.
Брайтон-Бич в этом месте выглядел огромным тоннелем — небо уже темнело, над головой продолжали грохотать поезда, первые этажи домов светились витринами магазинов, закусочных, ресторанов, тиров, баров, лавок, улица казалась одновременно просторной и тесной, неуютно чувствовал себя здесь Алексей. Русская речь вокруг становилась громче, вообще, если бы не эстакада, можно было подумать, что идешь по улицам южного приморского городка. Некоторые из прохожих даже лузгали семечки.
— Кеша, а океан далеко?
— За углом налево.
Они свернули с Брайтона, и чувство, что вокруг обычный провинциальный городок, еще больше усилилось. Здесь было тихо и безлюдно — как и бывает в таких городках с одной главной улицей, на которой и идет вся светская и несветская жизнь, а на боковых улочках — никого и ничего, темнота, влюбленные парочки, спрятавшиеся в подворотнях, редкие прохожие, шаги которых слышно издалека в стерильной тишине, не нарушаемой скрипом тормозов и скрежетом моторов ничьих машин. Алексей вдруг понял, что сейчас вот услышит откуда-нибудь из распахнутого окна или с лавочки за кустами жестяной звук расхлябанной деревенской гармошки.
Но вместе идиллических переливов трехрядки он вздрогнул от хлопнувшего впереди выстрела. Еще хлопок, короткая очередь — в лица приятелей брызнул ослепительный белый луч. Обдав их теплым ветром, в сторону Брайтона пронесся длинный «харли дэвидсон», который оседлал темный силуэт с задранными, как у кузнечика, коленями.
— Местные дэдхэды собираются, — объяснил спокойно Кеша. — Дэдхэды. Потом узнаешь, кто это. Не бойся, они ребята, в принципе, спокойные…
— А я и не боюсь.
Вид на океан с набережной Брайтон-Бич немного разочаровал Алексея. После гипнотизирующей бесконечности живой, двигающейся, таинственной пустыни, увиденной им с самолета, темная маслянистая поверхность Атлантического океана здесь выглядела как небольшое озеро, ограниченное огнями, маяками, островками, справа тянулась череда огней Стэйтен-Айленда — Кеша, широко поводя руками, описывал панораму, слева и прямо — десятки островков, сливавшихся в конце концов в единый громадный ломоть Лонг-Айленда. Океан здесь выглядел как-то индустриально, дрессированным каким-то существом казался он Алексею, не было в нем ожидаемой при-вольности и широты.
— Вообще-то, если хочешь к Ларисе, тебе уже пора двигать, — сказал ему Кеша, взглянув на часы. — Пошли, я тебя посажу на поезд. Тут все просто. Доедешь до конца, это минут тридцать — сорок, выйдешь, а там она тебя встретит. Я ей позвоню, предупрежу, что ты выехал.
— А как я ее узнаю?
— Узнаешь, не ссы. — Кеша хлопнул его по спине. — Она тебя уж точно узнает. Свежачка с самолета сразу видно.
— Я что, так бросаюсь в глаза?
— Американец не врубится, а наш брат-эмигрант тебя сразу вычислит. Ничего, может, оботрешься. Хотя некоторые и через пять лет здесь выглядят так, словно только что вышли за пивом в тапочках из своей питерской коммуналки. Тебе про сабвей, наверно, ужасов всяких дома наговорили? — продолжал Кеша, пока они шли к эстакаде. — Особенно не переживай. У нас ветка не самая лучшая, конечно, но и не самая страшная. С непривычки, может, не понравится тебе, не выгляди в случае чего испуганным, но и сам на рожон не лезь.