Трои?ная угроза
Шрифт:
— Мне нужно идти.
— Нет. Блять. Просто ответь на вопрос, Спэрроу.
— Ничего, — рычит он, я бы сказал, чересчур защищаясь. — Ничего важного.
— Ты трахал её?
— Серьезно? Когда? В университете? Отъебись, Салли.
— Перестань быть трусом и расскажи мне, что, черт возьми, происходит.
— Что? Ты хочешь знать, что я занимался с ней сексом по телефону? А? В ночь после того, как ты, блять, поцеловал её?
Он ревнует.
Ситуация с Айви Андерсон снова повторяется.
Или,
По крайней мере, с Айви у нас были небольшие неприятности. С Эш наши жизни буквально взорвались. Мы едва выжили в этом дерьме.
А Лэндри?
Её отец — зло, и связан с Константиновыми. Потенциал ядерного взрыва — реальная возможность.
Скаут ведет себя, как сумасшедший.
Спэрроу становится чертовым собственником.
А я?
Я хочу придушить Спэрроу за тайное секс-свидание по телефону у меня за спиной, и ударить Скаута за то, что он причинил ей боль или сделал то, что он, блять, сделал.
Это означает, что я влип так же глубоко, как и они.
— Думаю, тебе нужно сделать шаг назад, — заявляю я холодным голосом. — Думаю, нам всем это нужно.
— Мы не можем, — огрызается он. — Это наша работа. Она — наша работа.
— Значит, мы откажемся. Брайант сможет это пережить.
Спэрроу смеется, холодно и жестоко.
— Мы теперь Морелли, Салл. Мы не можем просто так уйти. Ты знаешь это. Вот почему в последнее время ты был словно раздраженная сучка. Мы застряли, и нам некуда идти.
— Я не гребаный Морелли. Я — Мэннфорд.
— Просто выясни, что он сделал, и исправь это. Я разберусь со всем в понедельник.
Язычница рычит из своей переноски, напоминая мне, что она несчастная сука в этой клетке.
— Хорошо. Я напишу тебе позже.
Не дожидаясь его ответа, я подхожу к двери Крофтов. Я звоню в дверь, не обращая внимания на отвратительные звуки, которые издает моя кошка.
Не моя.
Кошка Скаута, поскольку она любит его больше.
Я просто одалживаю её на некоторое время, чтобы поддерживать этот фарс.
Через несколько минут дверь открывается. Это не Сандра, не кто-то из персонала и даже не Делла. Нет, это она.
Лэндри.
Корень растущей между мной и моими братьями проблемы. Я даже знаю, почему. Когда я нахожусь рядом с ней, я как бы забываю, что она — наше задание. Я зацикливаюсь на том, как слегка припухла её нижняя розовая губа и какова она на вкус, когда я целую. Меня завораживает то, как золотисто-светлые волосы танцуют с каждым её движением, обрамляя её красивое лицо и постоянно привлекая к нему внимание. Даже одетая в джинсы и футболку, она элегантна, прекрасна и соблазнительна.
Я знаю, как её сиськи ощущаются под моей ладонью. Полные, но не слишком. Достаточно, чтобы ухватиться и заявить права.
Её голубые глаза суровы, когда она оценивает меня. В её взгляде сверкает обвинение. Может, даже немного обиды. Проблеск страха.
Что ты сделал с ней, Скаут?
— Привет, дорогая.
Она заметно расслабляется от моих слов. Свирепая поза, в которой она стояла, исчезает, и она хватается за дверной косяк, словно пытаясь устоять на ногах. Её нос розовеет, а на глаза наворачиваются слезы.
Блять.
Скаут сделал ей больно.
Как мне это объяснить? Она думает, что я — это он. Я должен исправить то, что он с ней сделал. Как-то. Каким-то образом.
— Могу я войти? — спрашиваю я, сохраняя мягкость голоса. — Пожалуйста?
— Мне не следовало подпускать тебя ближе, чем на пятьдесят футов22.
Слеза становится слишком тяжелой для её века и скатывается по щеке. Несмотря на свои слова, она хочет, чтобы я всё исправил. Я вижу это в её взгляде. Протянув руку, чтобы преодолеть расстояние между нами, я прижимаюсь к её щеке и стираю большим пальцем мокрую полосу.
— Мне жаль, — бормочу я.
Это правда. Мне жаль, что мой брат-психопат каким-то образом вцепился в неё своими когтями. Он становится грубым, жестоким и чертовски страшным, когда хочет быть таковым.
Она отступает назад, но не для того, чтобы убежать. Это приглашение. Делла выглядывает из-за угла и высовывает язык. Я возвращаю ей этот жест, а затем предлагаю клетку.
— Возьми Язычницу, — говорю я, убедившись, что она видит движения моих губ. — Я буду в комнате через минуту.
Делла забирает у меня переноску и исчезает. Как только я закрываю за собой дверь, я хватаю Лэндри за руку и тащу её в уборную, расположенную рядом с фойе.
— Я не могу быть здесь с тобой наедине, — шепчет она, но не сопротивляется. — Если папа увидит…
Мы здорово надрали ему задницу. Я сомневаюсь, что он сейчас будет рыскать по дому в поисках своей дочери. Держу пари, что он будет лежать пластом как минимум несколько дней.
Я закрываю за собой дверь и прижимаю её бедрами к столешнице. Она втягивает воздух, а её голубые глаза ищут мои.
— Послушай, — начинаю я, но она прерывает меня.
— Твои глаза цвета карамели.
— А твои — голубые, как небо в жаркий летний день.
Она ухмыляется.
— Это не то, что я имела в виду, красавчик. Я имела в виду, что когда у тебя такие глаза, ты другой. — Её брови хмурятся. — Совсем не такой, как сегодня утром.
— Мне жаль, — повторяю я. — Есть вещи во мне, которые ты не понимаешь. То, о чем я не могу тебе рассказать.
— Ты болен. — Она стучит по моей голове. — Здесь.