Троица
Шрифт:
– Я это место знаю, милорд, – сказал тот с благоговением. – Королевский арсенал. Там же хранятся и пушки.
Все обернулись и увидели, как сбывается их ожидание: из чрева здания на ведущую к берегу дорожку выкатился черный орудийный лафет, который толкала орава лондонцев. Длина лежащего на нем орудия была сопоставима с тем, что расстреливало со стены толпу. Несмотря на громоздкость орудия, галдящая толпа упорно продолжала его катить, пока оно не повернуло свой зев к южной, не защищенной пушками стене Тауэра.
Другие в это время подтаскивали мешки с порохом, ковыляли с тяжелыми ядрами. Уорик во все глаза смотрел на фигурки, снующие по высоким крепостным стенам. Ширина Темзы составляла четверть мили, но река для орудий, само собой, не преграда.
Первое ядро, грянувшись о стены Тауэра, отлетело вместе с кусками кладки на дорожки внизу. Вода реки на сеево мелких осколков отозвалась рябью. На другом берегу сотни глоток зашлись в дикарском крике даже не радости, а скорее кровожадного, вселяющего ужас торжества. Пауза между выстрелами затянулась, казалось, на весь остаток дня, но тут из королевского арсенала выкатилась еще одна пушка и тоже уставилась дулом через реку. Чугунные ядра долбили по древним камням до тех пор, пока в них не образовалась внушительная трещина и наружу не обвалилась часть куртины.
Уорик завороженно смотрел, а жители Лондона, успев за это время пристреляться, одним удачным выстрелом пробили еще одну брешь размером с лошадь. Какое-то время дым и пыль скрывали масштаб повреждения, но когда завеса рассеялась, вид приятно впечатлил тех, кто столь усердно его добивался.
Пушки были брошены там, где стояли, а люди потекли вдоль берега обратно к Лондонскому мосту. Они, несомненно, намеревались вернуться к тому самому месту, и Уорик лишь покачал головой, представляя, какая там последует расправа. Неминуемо.
– Ну вот, дело сделано, – обернулся он к отцу. – Брешь пробита, теперь их ничто не удержит. Ты останешься здесь для поддержания порядка? А то я и без того уже потерял уйму времени, а ведь моя цель – не один только Тауэр, и даже не сам Лондон.
– Ступай, и да пребудет с тобой Господь, – благословил Солсбери, переводя взгляд с сына на Эдуарда Марча.
Откровенно говоря, для старика было облегчением остаться здесь, в столице, нежели скрипеть своими старыми костями еще восемьдесят или девяносто миль до Ковентри.
– Оставь мне несколько сотен солдат, и я пригляжу за толпой, хотя, думаю, гнев ее будет выгорать еще долго, как та адская смесь. Христовы стопы, никогда не думал, чтобы та пакость будет использована против моих людей. Ну да кто-то за это поплатится.
Солсбери напутственно махнул рукой, и его сын вместе с сыном Йорка помчались во главе двух дюжин своих людей. Уорик уже подносил к губам рог, чтобы протрубить сбор. Понятное дело, привести в божий вид кентских молодцов, а затем еще отправить их дорогой на север, у сына получится вовсе не сразу, размышлял отец. Своим сыном он обоснованно гордился. Во всем этом хаосе он не утратил видения пути. И при всех пережитых ужасах Лондон был для него всего лишь шагом, началом.
Уже смеркалось, когда Уорик и Марч вновь собрали свое войско на северной стороне городских стен. За те часы, что угасал день, в людях восстановилось что-то похожее на спокойствие, хотя из кентцев многие успели накачаться элем, а другие провоняли дымом и стояли в некоем ступоре от того, что им нынче пришлось испытать.
Капитаны хлопотали, собирая людей; кое-кому пришлось влепить не по одной затрещине, прежде чем они согласились покинуть город. Насилие над невинными, что было пережито, заставляло людей бесслезно плакать от жажды мести. В той толпе возле Тауэра в давке и от адской смеси были затоптаны и сгорели заживо женщины и дети, и в ответ на это хотелось крови. Перед угрюмым сборищем ратников Уорик произнес речь, напомнив, что скоро им предстоит нанести удар самому главному деспоту и притеснителю – королю. На большинство это подействовало: видно было, как люди сжимают рукояти топоров, живо представляя, как они пускают их в ход в отплату за перенесенное ныне. Не приходилось сомневаться и в решимости кентцев, пугающей в своей истовости.
К этой поре над Лондоном перезвоном зашлись колокола, их возглавлял приглушенный медный бархат Старого Эдварда на Вестминстерском дворце, в миле отсюда. В сгустившемся сумраке тревожной прелью пахнуло от берегов Темзы, овеявшей своим бодрящим духом десяток тысяч человек. Впереди стелилась дорога, всё добротные римские камни. Неплохо бы, конечно, прихватить с собой и лондонские пушки, но возиться с этими неуклюжими колодинами просто нет времени: отстанут в пути. Сейчас ключ ко всему – это скорость. В конюшне у городской стены люди Уорика нашли двух тягловых лошадей. Животные всхрапывали и тревожно ржали, весу одетых в сталь седоков радуясь еще меньше, чем привычному бремени возов.
– Восемьдесят миль! – не смиряя сил, громогласно объявил своей рати Уорик. – Всего восемь десятков миль по гладким дорогам, и вы увидите армию самого угнетателя короля, жмущуюся в страхе возмездия! Именно они, эти люди, отняли у меня всё, и именно они, если что, готовы будут всё отнять и у вас. Так вскрикнем же имена Уорика и Марча! Вскрикнем имя Йорка и Джека Кейда! Братья мои ратники, вы пойдете со мной?
В ответ – грозный рев и стук. И путь на север, по которому они дружно двинулись за Уориком.
26
Лорд Эгремонт Томас предпочитал смотреть на носки своих сапог, чем видеть гнев королевы. Он стоял возле массивных складок шатра, краем глаза замечая, как шестилетний принц теребит мать за юбки, требуя к себе внимания и донимая вопросами. Она же в это время ярилась взглядом на Эгремонта и свое чадо игнорировала.
– Ваше высочество, – рискнув поднять глаза, повторил Томас. – Я послал к моему брату самых быстрых гонцов. Крылья приделать я им, увы, не мог, но брат сейчас уже наверняка ведет сюда армию в поддержку вашего мужа. Помимо этого, здесь у меня тоже есть люди, включая мою личную стражу.
– Этого недостаточно! – с мукой в голосе воскликнула королева. Резко повернувшись, она схватила маленького Эдуарда за руку. Видя, что ребенок испугался, она изо всех сил смягчила тон: – Эдуард, милый, ты бы не мог пойти и заняться чем-нибудь еще, вместо всех этих вопросов? Ступай-ка к лорду Бекингему: он, кажется, хотел показать тебе свои новые доспехи.
Ребенок, не заставив себя упрашивать, в радостном волнении убежал, оставляя королеву наедине с младшим сыном Перси (ей-богу, лучше б мальчишка остался: какое-никакое отвлечение).