Трон из костей дракона
Шрифт:
— У меня их достаточно, чтобы закрыть эту дверь, — мягко сказал старик. — Видите? — он показал на огромные петли. — Они сработаны очень тщательно. Если дверь закрыть, клинок, сломанный в петельной щели, задержит самого стойкого преследователя. Идите.
Принц повернулся, как будто хотел что-то возразить; щелкающий крик разнесся по тоннелю.
— Хорошо, — горько сказал он. — Да благословит тебя Бог, Ярнауга.
— Не надо, — сказал Ярнауга. Он стащил с шеи что-то блестящее и вложил это с руку Стренгьярда. — Странно приобрести друга в самом конце, — сказал он. Лицо
— Друг мой, — прошептал он и прошел в открытую дверь.
Они увидели, как блеснули в свете факелов глаза Ярнауга, когда он навалился плечом на дверь. Потом она захлопнулась, заглушив звуки подступающей погони.
Взобравшись по длинной лестнице, они, наконец, вышли наружу. Был ветреный дождливый вечер. Буря стихала. Стоя на каменистом плато под заросшим деревьями Переходом, они смотрели на далекий огонь, мерцающий на развалинах Наглимунда, и на черные нечеловеческие фигуры, пляшущие среди языков пламени.
Джошуа долго молчал. Капли дождя прочертили белые полоски на его измазанном сажей лице. Маленький отряд, дрожа, сгрудился за его спиной, собираясь снова тронуться в путь.
Принц поднял сжатую в кулак руку.
— Элиас! — крикнул он, и ветер унес далекое эхо. — Ты принес смерть и ужас в королевство нашего отца. Ты призвал Древнее Зло и надругался над опекой Верховного короля! Ты лишил меня дома, ты хотел уничтожить все, что я любил, — он замолчал, пытаясь сдержать слезы. — Отныне ты не король больше! Я отберу у тебя корону! Я отберу ее, клянусь!
Деорнот взял его под локоть и повел к дороге. Люди Джошуа ожидали его, замерзшие, испуганные и бесприютные в диком Вальдхельме. Он на минуту склонил голову в отчаянии или в молитве и повел их за собой в темноту.
Глава 15. Кровь и кружащийся мир
Черная кровь дракона хлынула на него, обжигая, как адское пламя. В мгновение, когда первые капли коснулись его, все его существо было подавлено. Ужасная кровь протекла через него, выжигая душу и оставляя сознание древнего дракона. Казалось, что он сам стал древним сердцем червя — в момент слабости, перед наступающей тьмой.
Тлеюще-медлительная, запутанная жизнь Игьярика захватила его; он менялся, и эта перемена была мучительна, как смерть или рождение.
Кости его становились тяжелыми и крепкими, как камень, искривленными, словно кости огромного червя. Кожа его обратилась в чешую, подобную драгоценным камням, и шкура на его спине скользила, словно жемчужная кольчуга.
Кровь сердца дракона с могучей, невероятной силой билась в его груди, тяжелая, словно темная звезда в глубокой ночи, и горячая, словно огни земных горнов. Когти его пронзали каменную кожу земли, а его древнее сердце билось… билось… билось… Он постиг всю хрупкую, великую мудрость народа драконов, пережив рождение своего долго живущего племени в детские годы земли и тяжесть бессчетных лет, давивших на него, долгих тысячелетий, несущихся мимо, словно мутные воды. Он был одним из старших всех племен, перворожденным остывающей земли, и теперь лежал, свернувшись, под ее поверхностью, как меньший червь мог бы укрыться под кожурой яблока…
Древняя черная кровь бежала по его жилам. Он рос, осознавал и называл все предметы кружащегося мира. Каменная кожа земли теперь была его собственной кожей — бесконечным пространством, на котором порожденные им живые существа боролись, сдавались и погибали, чтобы снова стать его частью. Их кости были его костями, скальными колоннами, подпиравшими мир, благодаря которым он улавливал любой трепет дыхания жизни.
Он был Саймоном. Но он был змеем. И был он еще самой землей, всей ее гигантской поверхностью и каждой частичкой. Он медленно рос, чувствуя, что смертная жизнь ускользает от него…
Во внезапном одиночестве своего величия, боясь потерять все, он потянулся, чтобы прикоснуться к тому, что знал. Он чувствовал их теплые жизни, маленькие искры в пустынной, ветреной темноте. Множество жизней — таких значительных и таких ничтожных…
Он видел Рейчел — сгорбленную, постаревшую. Она сидела на скамеечке в пустой комнате, обхватив руками седую голову. Когда она стала такой маленькой? У ее ног лежала метла, рядом аккуратная кучка пыли. В комнате замка быстро темнело.
Принц Джошуа стоял на склоне горы и смотрел вниз. Отсветы далекого пламени окрашивали его мрачное лицо. Он видел сомнения и боль принца; он пытался двинуться к нему, чтобы дать уверенность и облегчение, но был не властен прикоснуться к жизням, проносящимся перед ним.
Маленький коричневый человек, которого он не знал, направлял плоскодонку вверх по течению. Огромные деревья почти касались ветвями воды, тучи мошкары дрожали в воздухе. Маленький человек заботливо коснулся куска пергамента, заткнутого за пояс. Ветер трещал в перепутанных ветвях, и маленький человек благодарно улыбался.
Большой человек — Изгримнур? А где его борода? — расхаживал по искореженной ветром пристани и смотрел в темнеющее небо, на иссеченный бурей океан.
Красивый старик со спутанными белыми волосами сидел на камне, играя с толпой полуобнаженных детей. Его голубые глаза были мягкими и далекими, окруженными морщинками спокойной улыбки.
Мириамель, коротко остриженная, смотрела через поручни корабля на тяжелые облака, сгущающиеся на горизонте. Мокрые паруса с щелканьем мотались у нее над головой. Он хотел задержать взгляд, но видение пронеслось мимо, словно падающий осенний листок.
Высокая эрнистирийская женщина стояла на коленях у двух каменных пирамидок в рощице стройных берез на высоком склоне овеваемой ветрами горы.
Король Элиас смотрел в глубину винной кружки, глаза его покраснели, на коленях лежал серый меч Скорбь. Меч был дикой, злобной тварью, которая притворялась спящей.
Моргенс в огненной короне внезапно возник перед ним, и это вонзило ледяное копье боли даже в его драконье сердце. В руках доктора была огромная книга, губы его дергались в безмолвном крике предупреждения: остерегайся фальшивого посланника… остерегайся…