Тропа барса
Шрифт:
— Что значит…
— Наташа… Я офицер государственной безопасности. И то, что нам удалось обнаружить, касается именно этого понятия. Поэтому… Поэтому я составил рапорт.
Женщина встала, нервно запахнулась в халат, заходила по комнате.
— Егоров… Не знаю, что ты там раскопал… И к каким таким выводам пришел…
Но… Как я понимаю… Ладно, ты — служивый, и риск твоя профессия, я… Я вышла за тебя замуж и сама выбрала себе жизнь. И поверь, ни капельки, ни разу не пожалела, честно… Но Алька… Если все так серьезно… Может быть, не стоило рисковать ее
Мужчина задумался надолго, видно было, как тяжко собрались морщины к переносью…
— Наташа… Если бы я этого не сделал… Через восемь — десять лет тысячи, десятки тысяч таких вот мальчишек и девчонок будут погибать от этой «дури»…
Понимаешь? Не болеть, а именно погибать! Дети тех самых людей, которым я давал присягу защищать их! Нельзя было по-другому, Наташка, нельзя, ты же умница, ты же понимаешь…
— Я понимаю… — едва слышно произнесла женщина.
— И не бойся: я подстраховался. Они не посмеют никого тронуть.
— Да? Тогда почему же мы скрылись из Москвы? Ведь мы же сбежали, ведь так?
— Да. Просто… Они могут использовать вас, тебя и Альку, как средство давления на меня.
— Нас что, могут похитить?
— Могли бы.
— Играешь с сослагательным? А мне знаешь как страшно?!
— Не бойся. Совсем скоро можно будет исчезнуть так, что никто и никогда не сможет найти ни тебя, ни Альку. А я доведу дело до конца.
Женщина села на кровать, опустила голову на ладони:
— Я тебе верю, Егоров. А что мне остается? Только… Только, пожалуйста, пожалуйста, останься живым… И для меня, и для Альки… Мы же так тебя любим, и без тебя… Ты обещаешь?
— Обещаю.
Глава 43
19 августа 1991 года, 8 часов 38 минут
— Ну что, Крас, мочить скоро будем? — спросил вышедшего из фургончика Краснова командир «эксов», здоровенный парнище по кличке Каин.
— А что, невтерпеж?
— Да не так чтобы… — Каин прищурился, взгляд его показался Красу странным.
Нет, Каин ходил «под дозой» практически всегда, и не это его обеспокоило. Теперь в нем была какая-то новая странность: словно у психически больного человека объявилась во взгляде не обычная, присущая шизофреникам хитрость, но ум.
— Будем ждать приказа.
— Погоди, Крас. Давай хоть прикинем…
— В смысле?
— Да в прямом. Как я понимаю, по Москве непонятка творится, а тут — воинская часть в пятнадцати кэмэ.
— Ну не в километре же. К тому же — простая пехота. Солдаты спят, службу тянут.
Что тебя беспокоит?
— Да ничего меня давно не беспокоит. Очень давно. А вот только… Пехота она, конечно, простая, а из лесов этих только по двум дорогам уйти можно или тем же лесом, малыми группами. Надо бы переболтать, как и что… Своя ж территория, тут могут и стопорнуть, а у нас ни ксив, ни подорожных, чтобы по уму… А ну как здешний ретивец приказ какой отдаст? То ли солдатикам, то ли ментам… Не, мы их, конечно, замолотим, а только Никита свет Григорьевич за такую общевойсковую активность по головке никого не погладит, если мочилово разведем. Вполне запросто спишет к едрене маме да других наберет.
Каин был прав. Но согласиться с его доводами… Крас ответил авторитетно:
— Все продумано. По поступлении приказа убираем из «тишаков» всю семейку, потом аккуратно извлекаем пули, подпаливаем домишко и — гори оно синим пламенем.
— Из пистолетов?
— Нет. Из винтовок.
— Грамотно. Может, и пастуха подпалим? За компанию? — произнес Каин нервозно, с нажимом, но Крас этого не заметил или просто не счел нужным замечать.
— Ни к чему. Помер с перепою мужик — все достоверно.
— Понятно. Долго сидеть еще?
— Я же сказал, пока не поступит приказ.
— От Никиты Григорьевича?
— Это твоего ума дело?
— Вообще-то нет, а только… Этот… Вроде из наших. Я его по Афгану помню. — Боевик помолчал, добавил:
— Мы с ним «духов» бок о бок в караванах херачили.
Недолго, месячишко всего, но по тем временам достаточно. Стоящий парняга. — Каин молча уставился в лицо Красу безразличными серыми глазами, словно перед ним был не человек, а так, пустышка, недоразумение. Впрочем. так Каин смотрел на всех.
Похоже, жизнь эта основательно тяготила его или просто давно перестала интересовать — слишком быстро и легко на его памяти люди переходили в мир иной, так и не познав ничего путного и даже не уяснив, стоило ли жить вообще… — А тебя, Крас, я там не помню, — добавил он.
— Барс — давно не из наших. Очень давно.
— Ссучился?
— Да. Может все сыпануть. С потрохами.
— Что ссучился — это плохо, это нельзя. А может, бабу оставим? И девчонку — ее-то совсем не в тему…
— Каин. ты с каких пор таким сердобольным стал? Или баб никогда не мочил? А под Гератом? А ту девку, что ты в сарайчике оттрахал, а потом застрелил, помнишь?
Она в аккурат по возрасту чуть старше этой будет.
— Хм… — Каин усмехнулся криво, глаза его стали совсем пустыми, Крас еще успел подумать, что тот наверняка дозу принял немалую, ну да все они подсаженные ребятки… Но от этой мысли легче не стало, наоборот. Красу сделалось совсем не по себе: Каин пристально, в упор разглядывал «отца командира», и этот взгляд не обещал ничего хорошего, вернее даже… Вернее, Крас помнил этот взгляд там, под Гератом, во время карательной акции Каин смотрел так на пленных «духов»…
Самое противное было в том, что Крас не чувствовал в себе сил противостоять, хотя физически был не намного слабее: то ли взгляд убийцы действовал действительно гипнотически, то ли… То ли не было вообще никакого взгляда, а был блеск пустых, как латунные пуговицы, серых роговиц, и на него. Краса, смотрел вовсе не человек, а смерть, которая, как известно, ходит в любом обличье… Он чувствовал даже не страх — холодный, леденящий ужас, когда ты не можешь противиться не просто чему-то смертельно опасному, но абсолютно неотвратимому, как сползающий на тебя по склону многотонный пласт льда…