Тропик ночи
Шрифт:
— Итак, вы решили, что это убийство и способ, каким оно совершено, — результат слепой ревности и зависти. Джейн в приступе умопомрачения располосовала сестру? — снова задал вопрос Барлоу.
— Да, именно располосовала, но мы подумали и о том, что к убийству имеет отношение и черная магия. Недаром при вскрытии в теле обнаружено такое количество наркотических веществ. Но после того как Джейн покончила с собой, дело застопорилось как раз на этой точке, хотя, как вы понимаете, мы из уважения к семье ничего не оглашали официально. Формально дело еще не закрыто.
— Осталась ли предсмертная записка? — спросил Барлоу.
— Мы ее, во всяком случае, не обнаружили. Я побывал в комнате у Джейн сразу после ее самоубийства. Полный
— А каким образом она покончила с собой? — задал вопрос Паз. — Есть сведения о какой-то яхте…
— О, это еще одна головная боль. Убийство произошло в субботу, похороны состоялись во вторник. А в ночь на среду с западной стороны донесся звук сильного взрыва, вернее звуки, потому что взрывов было несколько. Оказывается, Джейн воспользовалась отцовской моторной яхтой, поставила парус и отплыла в сторону Саунда. Вскоре после полуночи она находилась в пяти милях южнее Нью-Хэвена, там яхта и взорвалась.
— Тело обнаружили?
— Нет, яхту разнесло в клочья. На борту держали баллон с пропаном, для вспомогательных нужд, а мотор работал на дизельном топливе. Пламя от взрыва видели даже в Нью-Лон-доне. Если Джейн находилась на борту, то она стала пищей крабов, их у Саунда полно.
— Значит, самоубийство?
— В официальном отчете это определено как несчастный случай, — подчеркнуто безразличным тоном произнес Хайнрих. — Католическая семья. Да и какое это имеет значение? Хотите знать мое личное мнение, не для протокола? Я полагаю, она была не совсем в себе и допустила неосторожность. Яхту ничего не стоит взорвать по неосторожности.
— Но возможно, она все это подстроила, а сама сбежала?
— Возможно, однако вряд ли. О ней с тех пор никто не слышал. Больших сумм она до того не снимала со своего счета и вообще им в дальнейшем не пользовалась. Поверите ли вы тому, что она помешалась, зарезала сестру, а потом составила план бегства, достойный изощренного преступника международного уровня? Думаю, такое вряд ли могло произойти. По крайней мере, я этому не верил вплоть до вашего звонка. А теперь я уже не знаю, что и думать. Если ей сдалось бежать, имитировав самоубийство, она могла осесть и в Майами. Безумна ли она? Скажу вам, друзья, следующее: ее муж в этом убежден. Может, она до сих пор безумна. Может, ей понравилось убивать.
Глава двадцать вторая
Ветер разбудил меня за час или два до рассвета. Я выбираюсь из своего гамака и выхожу на крыльцо. Лус спит в своей новой комнатке, так что я теперь могу выходить из дома без опасения потревожить ее сон. Это еще не ураган, как я понимаю. Невозможно жить в Майами и не заметить бурные предвестники грядущего урагана. Но ветер все-таки очень сильный, под его ударами громко хлопают один о другой листья пальм и сикад, а густая листва смоковниц и кротонов шумно шелестит. Скорость ветра, как я считаю, не меньше тридцати узлов, из далекой отсюда гавани до меня доносится нестройный и жалобный стон корабельных снастей. Ветер нетипичный для Майами. Он дует откуда-то из дальних стран — очень теплый — и несет с собой песок, словно харматтан — горячий ветер Сахары.
Утром, когда я и Лус выходим на улицу, вокруг царит полное безветрие. Машина и листва окружающих растений покрыты тончайшей рыжевато-красной пылью. Я провожу пальцем по крыше «бьюика» и сую палец в рот. Вкус Мали у меня на языке. Да, говорю я себе, да, да, все в порядке, я получила извещение. Я подчинюсь судьбе, я принесу жертву. Благодарю. Лус рисует пальцем большущее сердце на дверце машины.
На службе я подаю миссис Уэйли заявление о том, что увольняюсь с работы в отделе регистрации. С подозрительной миной она спрашивает, где я получаю должность — в бухгалтерии или в административном отделе. Я рада сообщить ей, что вообще покидаю область службы
В коридорах больницы целые команды уборщиц усиленно работают, очищая помещение от налетевшей за ночь пыли, которая привела в негодность даже технически совершенные аппараты, фильтрующие поступающий в здание воздух. Уборщицы пустили в ход волосяные щетки и сбрызгивают пыль какой-то зеленоватой жидкостью, чтобы размочить ее. Я вспоминаю, как орудовала в Африке метелкой из прутьев. Пол все равно не станет идеально чистым, но если не выметать в сезон харматтана эту пыль ежедневно, не успеешь оглянуться, как слой ее дойдет тебе до щиколоток.
В Африку мы попали благодаря Лу Нирингу и капитану Динвидди. Зимой, предшествующей нашему отъезду, Лу приехал в город на совещание в Американском антропологическом обществе и привез с собой жену. Он позвонил Уитту, и мы пригласили их на обед у Балтазара, чтобы показать, что дружба продолжается; Лу, как я полагаю, хотел показать нам свою жену, а жене, в свою очередь, продемонстрировать меня, бывшую любовницу. Уитт, как всегда, пустил в ход все свое обаяние и очаровал Нирингов до чрезвычайности, так что обед имел все возможности пройти великолепно. Ниринги собирались посмотреть «Месяц из истории белых», а за десертом Лу сказал мне, что буквально накануне говорил обо мне с Десмондом Гриром, который как раз в это время работал над архивами йоруба в Чикаго. Грир вроде бы должен получить грант для поездки в Йорубаленд, где, в числе прочего, он намеревался проследить происхождение и ареал распространения магии йоруба, и Лу в разговоре об этом упомянул мое имя. Грир, которого я немного знала, был одним из немногих поклонников Марселя, оставшихся в Американской академии, уважавших его, разумеется не за его безумные фантазии, а за серьезные научные труды в области этнографии. По словам Лу, Грира заинтересовала возможность моего участия в экспедиции, особенно если я возьму на себя собственные расходы. Я сказала, что ничего не знаю об Африке. Лу заверил меня, что Гриру это не важно, главное для него — использование методов Вьершо в поисках происхождения и развития традиции, ему необходим человек, обладающий искусством добираться до внутренней сути дела и определять, какое влияние имеет традиционная магия на людей, по отношению к которым она применяется. Славный старина Лу! Он всегда считал, что я лучше, чем сама о себе думаю, и постоянно уговаривал меня не бросать полевые исследования.
— Господи, Лу, целый год в Африке? — сказала я. — Право, не знаю. Я ведь очень отстала. И даже не представляю, что там за языки…
— Брось, Джейни, у тебя впереди девять месяцев, ты успеешь подготовиться. Уедешь ведь не раньше сентября.
В наш разговор вмешался Уитт:
— Африка? Слушай, Джейн, давай поедем! Мне, во всяком случае, надо бы съездить туда из-за капитана, вот и двинемся вместе. Это просто блеск!
Синди спросила, кто такой капитан, но Уитт, по своему обыкновению, отделался каким-то неопределенным ответом.
После этого вечера он не отставал от меня, убеждая, что ехать надо только вместе. И чем дольше я его слушала, тем более резонными казались мне его доводы. В конце концов я позвонила Гриру, отправилась самолетом в Чикаго, и мы познакомились. Он показал мне архив йоруба, над которым продолжал работать, и выразил надежду, что подбираемая им группа пополнится таким ценным участником, как я. Когда я сообщила о желании своего мужа присоединиться к нам, Грир сказал, что очень ценит его творчество, рад будет лично познакомиться с Уиттом и принять его в состав экспедиции.