Тропой Кулика (Повесть о Тунгусском метеорите)
Шрифт:
Радиохимические исследования не были включены в программу, поскольку работы предыдущих лет установили отсутствие следов радиоактивности, связанной с катастрофой 1908 года. По той же причине были исключены и магнитометрические работы.
Основное ядро экспедиции составляли сотрудники Комитета по метеоритам и Института геохимии, работавшие в районе падения метеорита в 1958 году. Были приглашены также специалисты из научных и иных учреждений: почвовед А. А. Ерохина из Почвенного института имени Докучаева, пожаровед П. Н. Курбатский — заведующий лабораторией лесной пиротехники при
Флоренский договорился с Плехановым, что в экспедиции будет работать весь состав КСЭ-2, пополненный новыми участниками по усмотрению Плеханова. В списке, присланном Плехановым, оказалось около 70 человек. Такого количества экспедиция не могла вместить по сметно-финансовым соображениям. Энтузиасты из КСЭ быстро нашли выход из положения. Каждый зачисленный в штат экспедиции брал на себя добровольное обязательство передавать свою зарплату в общий фонд КСЭ, получая взамен бесплатный проезд и питание. Это давало возможность создать такие же условия лицам, едущим работать сверх штатного расписания.
В работе экспедиции принимали участие специалисты различного профиля: астрономы, геологи, физики, математики, химики, геофизики, почвоведы, лесоведы, болотоведы, биологи, врачи и другие. Было довольно много студентов.
КСЭ (теперь она именовалась КСЭ-3) вливалась в экспедицию на союзнических началах. Это была своего рода «Запорожская Сечь», юридически подчинявшаяся Флоренскому, но сохранявшая свою внутреннюю независимость.
Начались горячие дни подготовки к отъезду. Маленький складик КМЕТа доверху забит всевозможными предметами экспедиционного снаряжения, «товаро-материальными ценностями», как именует их заместитель Флоренского по административно-хозяйственной части Елисеев.
Ближайший помощник Елисеева — неизменный Егор Малинкин, постоянный работник КМЕТа, выполняющий многообразные обязанности от лаборанта до заведующего складом. Он участвовал в экспедиции 1958 года и снова рвется в тайгу. Посильное участие в организации принимаю и я.
Вместе с Егором и Елисеевым мы с утра до вечера ходим по разным снабженческим базам, магазинам и прочим организациям, доставая необходимое снаряжение и оборудование. Флоренский срочно заканчивает свои дела в институте. Все заняты, все торопятся, каждому не хватает двух-трех дней. Впрочем, это обычная картина.
Накануне отъезда объявляется аврал. Весь наличный состав экспедиции переключается на упаковку экспедиционного снаряжения. Ящики, тюки, баулы, вьючные сумы, мешки и свертки почти доверху заполнили грузовую машину, на которой мы повезли наше снаряжение на вокзал.
Из Москвы мы выехали 10 июня и к 20 июня добрались до Ванавары.
Флоренский с Елисеевым занялись организационно-хозяйственными делами. Остальные члены экспедиции постепенно направлялись на заимку и сразу приступали к работе.
На вооружении у нас был заарендованный вертолет, перебрасывавший на заимку участников экспедиции и кое-какое снаряжение. Поскольку в этом году намечалась промывка
Здравствуй, Пристань!
21 июня мы с Сашей Козловым с трудом втиснулись в кабинку вертолета, кое-как разместили на коленях свои обширные рюкзаки, и через несколько минут маленький зеленый «кузнечик» с гулким стрекотом поднялся в воздух. Прошло полчаса. Впереди блеснула на солнце извилистая лента Хушмы. Вертолет замедлил ход, развернулся и повис над береговой косой. Осторожно снижаясь, он коснулся колесами галечной поверхности косы и неподвижно замер. Мы сошли на землю. Вертолет с ревом поднялся и, постепенно набирая высоту, направился в сторону Ванавары.
Ярко светило солнце, легкий ветерок приятно освежал лицо, чуть шелестела листва прибрежных кустов и, весело журча, поблескивала на солнце Хушма. У береговых отмелей выглядывали из-под воды бледно-желтые цветы трясунчиков. По берегам среди изумрудной зелени пламенели головки огненно-желтых жарков и оранжевых саранок. На Сашином лице застыло выражение восторженного удивления. Он здесь впервые, и для него все ново и занимательно.
Выкупавшись в прозрачном омутке, мы поспешили к бараку, скрытому среди густой зелени в сотне метров от косы. Вот он, старый знакомец, приветливо смотрит на нас из-за купы высоких деревьев. Но что это? Марлевая «дверь» сбита на сторону и испачкана, в ней зияют многочисленные дыры. Внутри барака снова грязь, мусор, мерзость запустения. Покидавшие его, видимо, меньше всего заботились о том, чтобы перед уходом навести в бараке чистоту и порядок. Видно было, что здесь жили люди, чуждые тайге, случайные гости в ней.
Прежде всего мы взялись за приведение барака в надлежащий вид. Заткнули мхом щели в стенах, обновили дверной полог, вымели мусор, вымыли пол и только после этого стали устраиваться. В хлопотах незаметно прошло время. Стало вечереть. На западе заполыхал яркими красками чудесный закат, предвещающий на завтра прекрасную погоду. Об этом же нам тихонько сообщил старый знакомый — еловый сучок, который до отказа задрал вверх свой ус. Появились первые в этом году комары, и нам пришлось прибегнуть к помощи диметилфталата.
На следующее утро мы стали подыскивать подходящее место для установки обогатительного агрегата. Искать пришлось недолго. На берегу Хушмы около старенькой бани оказалась небольшая площадка, вполне пригодная для оборудования нашей маленькой обогатительной «фабрики». На двух больших пнях мы с трудом уложили и закрепили отесанное бревно — основу, на которой будет монтироваться эта «фабрика». Теперь оставалось перетащить сюда ее основные части, заранее доставленные к куликовским избам.
На следующее утро мы отправились на заимку. Там уже было человек десять; они хлопотливо перетаскивали мешки, вьючные сумы и прочий экспедиционный груз к одному из бараков, отведенных под склад.