Тропою грома

Абрахамс Генри Питер

— Не легок твой покой, а, отец?

Старик увидел ласковый свет в глазах сына, он увидел, как ясно сын понимает те чувства, которые он, отец, испытывает. И он возмутился. Разве правильно, чтобы сын знал больше отца, чтобы отец робел под взглядом сына? Это выбивало его из колеи. Это подрывало самые корни его жизни, той жизни, к которой он привык. Этот взгляд в глазах сына грозил нарушить мир, с таким трудом обретенный им в старости. Он пробуждал в нем чувства, о которых он и сам не знал, что они в нем есть. Может быть, они и правда всю жизнь дремали в нем, похороненные где-то глубоко, задавленные еще в юности…

Но сын неверующий, а он — он всегда веровал… Не могут у них быть одинаковые чувства. И все это неправильно. Как смеет этот щенок глядеть ему в душу и видеть его насквозь?

— Вон! — закричал он, вскакивая. — Убирайся вон! — Кулаки его застучали по груди Исаака. Тот поймал отца за руки и крепко их сжал.

— Пусти! — Старик дрожал от ярости. — Никогда у нас в роду не бывало безбожников! Ты позоришь мои седины! Смеешься над моей верой! Пусти!.. Пусти, тебе говорят! — Он вырвал руку и ударил сына по лицу.

На миг все тело Исаака напряглось, потом обмякло. Он отпустил его руки и пошел прочь. Старик захлопнул за ним дверь.

Исаак вернулся к себе в комнату, сел за стол и снова стал смотреть в окно. Ночь уже добежала до солнечных столбов на западе; всюду в ложбинах сгущалась тьма.

Вошла старуха, цветная из Стиллевельда, которая вела у них хозяйство, — она принесла зажженную керосиновую лампу и повесила ее на крюк посреди комнаты.

— У отца пока не зажигайте, миссис Снайдер, — сказал Исаак.

— Хорошо, мистер Исаак, — ответила женщина. — Ужин скоро будет готов.

Исаак с улыбкой повернулся к ней.

— Я его сам позову. Вы только скажите, когда будет готов. И еще, миссис Снайдер, будьте так добры, сварите кофе и оставьте его на плите. Я, видите ли, сегодня жду гостя. Мистер Сварц обещал к нам прийти.

— Ленни Сварц?

— Да, миссис Снайдер.

Исаак усмехнулся, увидев, какой гордостью осветилось лицо старухи. Пожалуй, не стала бы так гордиться, если бы знала, что Мако тоже приглашен.

— Хорошо, мистер Исаак. А булочки подогреть, которые я вчера испекла? Они подогретые очень вкусны.

— Подогрейте, миссис Снайдер. И когда ужин будет готов, скажите мне, а я уж сам позову отца.

Она вышла. Исаак снова принялся листать свой дневник, пока не дошел до последней записи. Он пробежал ее глазами, потом отвинтил колпачок с авторучки и начал писать дальше.

«Старуха Снайдер, — писал он, — пришла в восторг оттого, что Ленни Сварц сегодня будет у нас в гостях. Она, видимо, считает, что это честь для него. Я благоразумно умолчал о том, что будет и Мако.

Отец только что ударил меня по лицу. Должно быть, я сильно его расстроил.

Сегодня я видел нечто очень любопытное. В лавку зашла одна девушка, представительница здешней африканерской аристократии. С ней был этот странный человек, помешанный с умными глазами, Сумасшедший Сэм. Сдается мне, что его увечье — это тоже дело рук каких-нибудь «белых аристократов». Так или иначе, мисс Вильер была занята своими покупками, как вдруг вошел Ленни Сварц. Когда она его увидела, она вся залилась румянцем. В глазах появилось какое-то особенное выражение. У Сварца по лицу ничего не узнаешь. Он умеет владеть собой. Но тут он, впервые на моих глазах, потерял самообладание. Затрудняюсь сказать, какие именно чувства отразились у него на лице, но мне ясно одно — между этими двумя что-то есть. Сумасшедший Сэм тоже это заметил. Его проницательный взгляд так и заметался — с нее на него и с него на нее. От этого Сэма ничто не ускользает. Мне очень хотелось заговорить с ним. Он взглядом запретил мне. Но я еще поговорю с ним, как-нибудь в другой раз.

Ленни Сварц и Сари Вильер! Что из этого выйдет?

Этот поселок вообще интересное место для наблюдений. Ведь таких поселков на этом огромном континенте наберется не одна тысяча. Это всего только крохотная деревушка. Самая обыкновенная африканская деревня. И, однако, здесь есть такие любопытные люди, как Ленни Сварц и Сари Вильер. И Сумасшедший Сэм. И Мако. Он мне очень нравится. Больше, чем Ленни Сварц. Тот чересчур уж сдержан. Какой-то весь скованный. Интересно, как они понравятся друг другу. Это я скоро узнаю.

У меня такое чувство, как будто здесь скоро должно что-то произойти. Не знаю, что. Маленькая африканская деревушка. Это звучит так идиллически. Так просто и мирно. Еврей, цветной и кафр сегодня соберутся для мирной беседы в крошечной африканской деревушке…»

Старуха Снайдер постучала в дверь, потом приоткрыла ее и просунула голову.

— Ужин готов, мистер Исаак.

— Благодарю вас, миссис Снайдер.

— Кофе я приготовила и булочки разогрела.

— Спасибо.

— Можно мне теперь уйти, мистер Исаак? Мне еще надо кое-куда зайти.

— Да, да, пожалуйста, идите, миссис Снайдер. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мистер Исаак.

Исаак подождал, пока хлопнет наружная дверь, потом встал и пошел к отцу. Он легонько постучал в дверь спальни,

— Кто там?

— Это я, Исаак.

— Что тебе надо?

— Ужин готов. Пойдем ужинать.

— Я не хочу есть. Ужинай один.

Исаак медлил минуту. Потом снова постучал.

— Чего тебе?

— Я хочу тебе что-то сказать, отец.

— Ну, говори.

— Я хочу извиниться.

— Что?

— Попросить у тебя прощения.

С минуту за дверью молчали, потом она растворилась, а из темноты на него глянули глаза отца. Исаак хотел снова заговорить, но отец жестом остановил его.

— Ужин остынет, — ворчливо сказал он. — Идем.

Когда Исаак следом за отцом шел в кухню, на губах у него играла нежная улыбка.

II

Исаак смотрел в окно и улыбался. Он испытывал приятное волнение.

Сзади него, опустившись на одно колено, Ленни просматривал корешки книг на нижней полке.

Мако еще не пришел. Исаак вглядывался в темноту и ловил ночные звуки, чтобы не пропустить его приход. Где-то на Большой улице жалобно завыла собака.

— Несчастный пес, — сказал Исаак, не поворачивая головы.

— Вам-то хорошо, вы его слышите только издали, — проговорил Ленни.

Улыбка снова тронула губы Исаака. Удивительно, как легко ему было с Ленни. С ним он совсем освобождался от своей обычной застенчивости. И объяснять ничего не приходилось. Он все понимал с полуслова. И не нужно было занимать его разговором. Он вел себя как старый знакомый. Лицо его оставалось по-прежнему непроницаемым, но в манерах не было никакой натянутости. Они разговаривали уже с четверть часа, посмеиваясь, перекидываясь беглыми фразами, как будто сто лет знали друг друга…