Тропою сна
Шрифт:
– К сожалению это уже не важно.
– Он лучше меня?
– Молодого человека чрезвычайно злило то, что происходила на его глазах с двумя до этого не знакомыми людьми. Элина любовь всегда была для него как нечто само собой разумеющееся, и когда он почувствовал, что она рассеивается как дым, в его циничной душе что-то дрогнуло, естественно не часть, отвечающая за взаимность, а та, что заведовала самолюбием.
– Ну что ты, солнышко, - попыталась улыбнуться Эля, но слабость не позволила толком это сделать.
– Ты же самый красивый, самый умный, сильный,
– Утешаешь меня как малое дитя.
– Да нет, просто пытаюсь объяснить, что на твой пьедестал не взобраться никому и никогда.
– Но что же он тогда такое?
– Он?...
– девушка помедлила, подбирая слово, - он - мое.
– Слова подсветили сердце, как светлячок зажигает кусочек темноты.
– Я это чувствую всем существом. Каждая клеточка меня вибрирует в унисон с ним. Понимаешь?
– Нет. Я всегда говорил, что вы с Лемом ненормальные.
– Значит, я была права, он тоже?
– Да, только с ней он не будет, она замужем.
– Ян, не злись. Мы просто умеем любить.
– А я значит нет? Да вы и еще половина человечества просто верите в утопию.
– Как ты можешь не верить в то, что постоянно пробуждаешь в женщинах?
– Девушка удивилась, Ян разговора о чувствах в жизни не заводил.
– Судя по тебе, какой-то слишком короткий срок у того, что я способен пробуждать.
– "Здравствуй Ян" - поприветствовала про себя Эля друга, вернувшегося в свое обычное состояние неудержимого скепсиса.
– Понимаешь, он вошел и заглушил собой все, даже на время плачь Эмиля.
– Мои аплодисменты, прямо не мужик, а панацея ходячая. Ну значит он тебя точно вылечит и уже завтра ты будешь скакать по палате на одной ножке.
– Не сможет, - голос девушки снизился так, что Ян еле расслышал, а когда все же расслышал - рассвирепел.
– Ты знаешь, что-то чего не знаем мы? Отвечай сейчас же. Ты что-то выпила?
– В ответ ни слова.
– Не молчи. Что ты с собой сделала?
– Он подскочил со стула и стал мерить комнату шагами.
– Я так и знал, что ты пыталась покончить с собой еще в первый раз, а вот теперь повторила.
– Обозленный молодой человек приблизился к кровати и, наклонившись, навис над Элей свирепой грозовой тучей.
– Отвечай, - потряс он ее за плечи.
– Но в это время чей-то сон наложился на Эллину реальность и она, отвлекшись на венский бал полупрозрачной тенью разворачивающийся под потолком, с трудом соображала что происходит. Но и от этого ее резко отвлекли.
– Не смей умирать, глупая, - выдохнул Ян и впервые в жизни поцеловал ее.
Вот это был поцелуй так поцелуй. Ни он не она кроме физического прикосновения ничего не почувствовали. Когда он выпрямился и снова сел на стул, Эля не сдержавшись, тихо засмеялась, хотя смех отдавался болью в легких. А его самолюбивая натура, почему-то ничуть не обиделась, и он тоже хохотнула в ответ.
– Понравилось?
– Мм... нет, - ответил Ян.
– Да я вообще не люблю сие действо. И кто только придумал этот идиотский ритуал?
– Эля замолчала, вспомнив, как время останавливалось в объятьях Олега.
– Я ничего не делала, просто мое место рядом с сыном, без него не останусь.
В ответ последовала пламенная речь на обычную тему о глупых фантазиях и больном воображении, но на пол пути к победе, оратор уснул прямо перед кроватью слушателя. А следом и Эля погрузилась в забытье.
Затем ей на мгновение показалось, что она проснулась, но бодрствующий мозг никак не мог пробудить обездвиженное тело и лишь улавливал обрывки разговора.
– ... собираетесь делать дальше?
– ...
– Жизненные показатели снижаются с каждой минутой.
– Голос Олега был сухим как выжженное ангиной горло.
– Но надо же что-то делать, - этот явно принадлежал Лему, только вот Эля не сразу поняла откуда в нем столько черной безысходности.
Девушку тошнило от химических запахов, и она никак не могла от них отгородиться. К тому же от Лема разило страхом и смешанной с болью безнадежностью. "Я так задохнусь" - захотелось крикнуть, но губы не подчинялись. И снова под звуки падающих капель лекарства, похожих на булыжники, сверзающиеся на металлическую крышу, разум сбежал в спасительную тишину дремы...
Опять не открыть глаз и снова родные голоса, подбадривающие друг друга, но в душе уже хоронящие ее.
– ...они ничего не понимают, как и я. Мы держим ее на критической дозе препарата. Она ходит по лезвию бритвы и следующий шаг... Впервые сталкиваюсь с таким.
– Она должна жить, ты слышишь меня, - "А вот эта закипающая злость так знакома".
– Ты же говорил, что знаешь ее лучше нас. Так ответь, что с ней?
– Она не хочет жить... И медикаменты не заставят биться сердце, если его хозяйка всеми силами желает его остановить.
И снова туман, в котором можно бродить, не помня о боли...
Прохладная рука по коже.
– "Странно, я еще что-то чувствую?"
– Я расскажу тебе сказку на ночь. Только учти, в детском отделении после демонстрации моих ораторских способностей начинался групповой рев.
– Эле никогда не рассказывали сказок, все их прочитала она сама. Мамы рядом не было, а Ире казалось, что они пагубно влияют на ее шаткую психику.
– Ну значит так, по телу бегала разъяренная банда вируса и никто не мог ее остановить и клетки в ней были веселыми и буйными, сметали все что находилось на их пути, а тех кто не желал покоряться превращали в себе подобных. Армия росла и бескрайние поля целостных клеток уменьшались на глазах... Тьфу, в смысле на глазах снабженных микроскопом.
– Грустная сказка, - выдавила Эля, из последних сил цепляясь за исходивший от Олега запах, она все старалась связать его с каким-нибудь знакомым ощущением, но все они были сами по себе, а он сам по себе.
– Руки коснулся поцелуй, принесший с собой облегчение.
– Не уходи, пожалуйста. Останься со мной. Я так хочу тебя удержать, ну почему ты не оставляешь мне шанса?
– Ты знаешь... Ты все знаешь...
Поцелуй коснулся лба, исхудавших щек, дрожащих не способных открыться от бессилия век.