Тропы воздуха
Шрифт:
Вообще, последнее время всё опять паршиво. Мир забыл, за что меня прозвали демонической тварью и Крылатым Убийцей, а Вана иначе чем Апокалипсисом и не называли. Стали вспыхивать мятежи, кто-то опять решил попробовать на прочность мою великую империю. Но они не понимают, что ради детей я вырежу половину населения планеты, лишь бы моим... нашим малышам жилось спокойно, когда и меня не станет. Да, Ван знает... Он сам предложил уйти. Осталось выдержать ещё хотя бы лет сто, пока малыши не повзрослеют и не наиграются.
"Ты не спеши, любимый..." -- шепнул ветерок, облетев статую.
– - Хорошо, -- шепнул я в ответ, поднимаясь на ноги.
– - Не буду спешить...
Обернулся, чтобы снова взглянуть на детей и брата, дурачившегося как малолетний сорванец. Двойняшки повалили его на землю и увлечённо щекотали. Эльф вопил, отбивался и хохотал. Идиллия...
Сухой треск автоматной очереди прошил покой над самым священным местом в моей Империи.
– - Назад!!!
– - заорал я вскочившим на ноги детям.
– - Вниз!!!
– - Папа!..
– - отчаянно вскрикнули двойняшки и только по искажённым лицам, понял, что ранен. Боли не было. Только ярость.
– - Уводи детей!
– - горловой рык меняющегося голоса напугал даже меня самого.
Брат вскочил, частично преображаясь, схватил малышей на руки и рванул в сторону леса. Он знал, что соваться в воздух сейчас -- чистое самоубийство. А в лесу -- эльф есть эльф... Как много потерял непобедимый светлый демон! Раньше, очень давно, он был неуязвим.
Новая очередь выбила каменную крошку из плиты. Я спрятался за памятником. Крылья прострелены как минимум в шести местах. Ещё немного... совсем чуть-чуть... меня сорвёт с тормозов...
Где стража, какого демона эти оказались здесь?! Предательство при дворе, иначе происходящее объяснить невозможно. Нас предали.
Выстрелы с другой стороны холма заставили вскочить и броситься туда, наплевав на опасность со спины! Короткий вскрик, адская, невероятная боль, на миг парализовавшая каждый нерв и ослепившая меня... душу рвало на части, я сходил с ума... Брат...
Это был не крик. Живое существо не способно так кричать. Я только что умер... И за это... за это все... сейчас... они умрут...
Мне много не нужно. Они забыли, как я убиваю. Им достаточно услышать мой голос, чтобы сдохнуть.
...Изломанные, раскинувшиеся в нелепых позах тела. Кровь. Небо, откуда столько крови... Брату отрезали голову, предварительно так нафаршировав свинцом, что живого места не осталось. У Лира прострелено сердце... оба сердца. Эти сволочи знали, что мои дети -- не просто тёмные. Демонята с невероятным запасом живучести. Лир ещё жив и я бережно беру его на руки. Благодарно уткнувшись в мою залитую кровью рубашку, сын тихо шепчет: "Я немножко глаза закрою... на минутку, пап... так устал..." И засыпает навсегда.
А Лия... Лия! Маленькая, да дыши же ты!
– - Папочка... пап, папа...
– - дочка плачет, но даже не чувствует этого. И маленькая ручка сжимает мою ладонь. А я вычерпываю из себя всю жизнь до капли и лечу мою малышку, делая всё, что в моих силах и за их пределами.
– - Холодно как, папочка!..
– - всхлипнула дочка, судорожно выгнувшись в моих руках. И застыла. Больше не дышит.
Нет, доченька, солнышко моё, не надо!..
Дети... дети мои любимые... Невозможно это...
Я пытался согреть их, вернуть, отдавая всю ещё теплившуюся во мне жизнь... только тела моих ненаглядных маленьких сорванцов коченели в руках. А я плакал, целовал их разгладившиеся, спокойные лица, пел им их любимую песню и не верил...
Острая боль и наконечник болта, пробивший насквозь, выступивший из груди. Сердце задето. И отравленный болт. Знали, чем такую тварь как я травить нужно, ублюдки. Повернувшись, я разглядел довольно ухмыльнувшегося стрелка и коротко приказал:
– - Умри.
Схватившись за горло, человек захрипел, закатил глаза и упал. Его ещё некоторое время корчило в страшных, ломающих кости судорогах, и землю вокруг пятнала кровавая пена, прежде чем агония прекратилась. Больше не встанет.
То ли садистом я стал, то ли теряю сноровку. Раньше делал проще -- умирали ещё не начав падать. Вид смерти зависит от интонации вложенной в голос...
– - Прости, любимая, не получилось не спешить...
– - прошептал я небу, чувствуя, как немеют руки и лёд разливается по венам.
Попробовал встать, чтобы дойти до могилы, но упал... обнял крыльями моих солнышек, чтобы не замёрзли.
А ведь я выживу... а они... они мертвы... Небо, ну за что их?!.. Бессильная ярость выжигала душу... Выживу... Сволочи, детей моих за что?!..
...Вскочив, я взвыл диким зверем! От ярости, бессилия, бешеной, раздирающей всё внутри боли. Лия и Лир. Котята мои шкодливые...
Кровь на руках, отпечатки ноготков моей дочки на тыльной стороне ладони.
Что вы наделали, твари... Я уничтожу этот мир, уничтожу мир, посмевший поднять руку на моих детей!!!
И сквозь пелену, застлавшую мой взор, я видел только их мёртвые лица и... багряные ирисы...
– - Ненавижу...
Это худшее, что вы моги мне показать, милые цветочки. Хуже, чем смерть моих детей -- ничего нет. Такого нельзя ни простить, ни пережить. И, кажется, этого я не переживу.
...Очнулся, когда на склоне не осталось ни одного целого ириса. Вообще ни одного цветка. В руках парные клинки, а руки по локоть в крови. Вообще весь склон залит кровью. И мечи в руках прозрачными больше не были -- ледяной чёрный металл.