Трой. Дело чести
Шрифт:
Грэг раскрыл кейс. Да-да, вот они, эти деньги, это целое состояние! Святые угодники, да что ж ему делать с такой-то суммой? Ему ж этого на всю жизнь хва...
— Это ещё не всё! — продолжил говорить Француз. — Помнишь, monami, я тебе говорил, что ты получишь то, чего достоин? Так вот, это случится буквально с минуты на минуту. Тем более, что... А, вот и они! — толстяк махнул рукой в сторону приближающихся с другого конца улицы людей. — Во время прибыли, как я и рассчитал!
Рэзод с тревогой в глазах обернулся. Было что-то такое в словах Француза, что внушало ему настоящую, реальную
И эти подозрения не были беспочвенными. Когда Грэг обернулся, чтобы посмотреть на тех, кто приближался к нему с другого края улицы, то увидел...
Скинхедов. Своих братьев.
Бывших братьев.
Их было много.
И они неумолимо приближались.
Грэг резко обернулся в сторону Француза. Тот уже спокойно садился в свою машину, собираясь отъезжать прочь.
— Ты получишь то, чего достоин! — с насмешливой ухмылкой крикнул он. — А ты же у нас помнишь, чего достоин скинхед, предавший своих собратьев?
И машина с хохочущим Французом двинулась прочь.
«Что? — пронеслось в голове у Рэзода. — Чего достоин тот, кто предал... Нет-нет-нет-нет, со мной такого не произойдёт! Такого не будет никогда! Нет! НЕТ!!!»
Грэг, глядя на приближающихся к нему скинхедов, стал медленно отступать назад, ко второму выходу из подворотни.
— Куда-то торопишься, предатель? — услышал он из-за спины знакомый голос.
Рэзод в ужасе обернулся. За ним стоял Рик Хорум, его старый знакомый, с десяткой скинхедов, стоящих рядом с ним.
Грэг был окружён своими же бывшими собратьями.
— Эй, постойте, парни! — с вымученной улыбкой проговорил он. — Что... Что вы на меня так смотрите? Мы же с вами братья! Мы все с вами бра...
— Мы были братьями! — оборвал его Рик. — До тех пор, пока ты не убил фюрера! Нашего фюрера!!!
— Нет, это всё ложь, всё не правда! — пролепетал Рэзод. Он уже весь похолодел от ужаса. — Кому вы верите? Французу? Этому жирному жиду? Да он же... он же...
— Не пытайся скинуть с себя вину! — сказал Хорум. — Ты всегда мог отказаться, предатель!
Кольцо вокруг Грэга начало стремительно сжиматься. И злобные взгляды скинхедов ничего хорошего Рэзоду не предвещали.
— Постойте, парни, погодите! — в отчаянье воскликнул он. — Здесь, у меня в кейсе, есть деньги! Навалом денег, много, много денег! И они все будут ваши, я ничего не возьму... Только не трогайте меня!!!
— Не нужны нам твои кровавые деньги, жидовья шестёрка! — Рик процедил это сквозь зубы. — Сейчас ты у нас получишь то, что заслужил!
Руки обозлённых скинхедов потянулись к Грэгу. Что? Он получит то, что заслужил? Нет, ну не могут же они прямо здесь, прямо вот так...
Рэзод ещё пытался отогнать от себя плохие мысли, когда скинхеды схватили его и начали живьём рвать на куски...
Коул, не оборачиваясь назад, стоял на вокзале, ожидая приезда своего поезда. Нет, больше задерживаться здесь, как и возвращаться сюда вновь наёмник совершенно не планировал.
Что принёс ему Хротцбер? В прошлый раз проклятый Генри Дриксон загубил его карьеру наёмника на корню, не оплатив ему заслуженные деньги; в этот раз нанявший его Адольф, официальный представитель корпорации «Скинни» пал замертво из-за Француза, которого, кстати, так и не смог прикончить сам Коул. Сначала тот, кто должен
Этот город, город вечного дождя и неоновых огней, оказался просто проклятым для Коула, наёмника в чёрной водолазке. Он был здесь уже второй раз, и второй раз ему это ничего, кроме разочарования и преследования со стороны полиции не приносило. Да, в этот раз его пока что полиция не ищет. Но ключевые слова — «пока что». Адольф умер, а вместе с ним умерла и та слабая надежда Коула на то, что представители закона его не тронут. Фюрер был официальным представителем «Скинни» в Хротцбере, и это, бесспорно, давало весомую защиту наёмнику, на него работающего. Но теперь, когда Адольфа прирезал его же любимый скинхед, едва ли кто-то станет на защиту Коула. Его просто-напросто посадят, если вообще не казнят. Француз своих врагов так просто не прощает — а Коул, между прочим, пытался его убить — куда уж больше быть ему врагом-то?
Поезд, постепенно затормаживая, наконец, подъезжал к перрону, на котором его ожидал Коул. Наёмник шумно выдохнул — поезд уже пришёл, а его, как не удивительно, до сих пор не скрутили ни полицейские, ни роботы Француза. Что ж, значит...
«Значит, всё удалось! — подумал Коул, заходя в открывающиеся двери поезда. — Я жив и на свободе! Что уже не может не радовать!»
Наёмник исчез в дверях поезда, проходя в своё купе.
Он покидал Хротцбер навсегда.
Леонарда Милье везли в огромной кабине полицейской машины для перевозки особо опасных заключённых. Да, именно такой «титул» Милье присвоили после всего того, что он совершил (а именно: обманул корпорацию «Майтвилл», пытался ограбить банк, пытался убить Адольфа — послужной список немалый!). Но Милье было уже на всё плевать.
Он уже даже не пытался жаловаться на свою судьбу, проклиная её за то, как она с ним обошлась, по сути, не за что, не про что. Нет, Леонард уже попросту устал лить эти слёзы своей обиды на мир, который таким образом с ним поступил. Скоро его ждёт суд, а там — приговор, причём совершенно неутешительный. Нет никакой даже самой малой надежды на то, что Милье получит срок меньший, чем пожизненный. А там, глядишь, по совокупности всех преступлений ещё и к смертной казни приговорят, не иначе.
Но из глаз Леонарда не катилось ни одной слезы. Все слёзы он уже выплакал, когда пятнадцать лет сидел в тюрьме за преступление, которое он не совершал. И теперь Милье уже просто со спокойным лицом смотрел прямо перед собой на двери полицейской машины, в которой его везли.
А что, всё ведь не так и плохо! Его везут в людное место, везёт, можно сказать, его личный водитель... Что тут такого плохого-то? Жизнь прекрасна!
Леонард горько усмехнулся собственным мыслям. Что ж, хоть сарказм у него остался, хоть это у него не отня...
Ход мыслей Милье прервался резкой остановкой машины, в которой его везли.
«Что такое? — пронеслось в его голове. — Уже приехали? Как-то быстро...»
— В чём дело, Чак? — услышал он голос одного из своего тюремщиков. — Почему остановились? Что случилось?