Тройка мечей. Сборник
Шрифт:
Теперь Тсали присоединился к сражению. Он выхватил из поясной сумки пригоршню какого-то порошка и швырнул его в лица окруживших нас фасов. Они закричали, роняя дубинки и копья, и схватились за глаза, как будто ослепли.
Мы не могли снова пробежать по стенам, а основная масса фасов стояла между нами и проходом, по которому мы попали в эту пещеру. Теперь командование взял на себя Урук.
– Сюда, – уверенно распорядился он, словно точно знал, что делать.
Поскольку я не мог предложить ничего лучшего, пришлось последовать за ним. Мы быстро отступили, но не по улочке, а внутрь самой башни – мне
– По крайней мере, хотя бы это не изменилось, – сказал он. – Толар, держи дверь. Не думаю, что они все-таки обнаружили нижний путь.
Он положил Криту на каменный пол и с силой толкнул плечом низкий стол, стоявший в центре помещения. Стол не шелохнулся. Тогда Урук вскинул секиру и ударил по нему с такой силой, что я почти ощутил ее. От этого удара стол раскололся и развалился на куски. Урук нетерпеливо расшвырял их ногами.
Тут я услышал шипение Тсали и развернулся с мечом на изготовку к столпившимся фасам. Они принесли с собой камни и, прикрывая ими глаза, словно щитами, неумолимо продвигались вперед.
– Идем!
Тсали задержался, чтобы швырнуть в воздух последнюю пригоршню своего сильнодействующего средства. Возникшее в воздухе облачко поплыло в сторону фасов и осыпалось на них. Благодаря ему мы получили небольшую передышку. На месте стола обнаружился темный прямоугольник. Урук, так и продолжая нести Криту на плече, опустился туда по пояс.
– Скорее!
Мы с Тсали ринулись к этому отверстию и протиснулись через него, подозреваю, что мои ноги очутились где-то совсем рядом с пальцами Урука. Спуск был недолгим. Наши камни и меч давали достаточно света, чтобы разглядеть, что мы стоим перед очередным коридором, уходящим в темноту.
– Возьми ее.
Я еле успел подхватить Криту и прижать к себе. Урук поднялся по лестнице и захлопнул люк. Я услышал удары его секиры и увидел, что он загнал на место засов, который, на мой взгляд, невозможно было сломать.
– Ну что. – Я услышал, как он рассмеялся в темноте. – Похоже, человек на самом деле никогда не забывает того, что ему нужно. Теперь, Толар, который Йонан, – он спустился обратно, – перед нами лежат пути, которые были старыми еще до того, как явились фасы и испоганили эти горы. И я думаю, тут нам ничего не грозит. Ну что, идем?
Хотя Крита по-прежнему пребывала в этом своем подобии транса, Тсали мог отчасти контролировать ее. Так что, когда мы двинулись в путь по этим древним коридорам, где само время было позабыто, она шла сама. И чем дольше мы шли, тем больше она возвращалась к жизни. Когда же мы наконец добрались до последнего длинного коридора и Урук приложил ладони к стене, Крита почти очнулась и узнала меня и Тсали, а вот Урук, кажется, вызывал у нее беспокойство.
Камень, преграждавший нам путь, со скрежетом отъехал в сторону, выпуская нас на поверхность. Я огляделся, выискивая знакомые ориентиры. И увидел один прямо перед собой. Мы среди гор, обступивших Зеленую Долину. Теперь, когда мы вернулись, леди Дагона наверняка сумеет полностью исцелить Криту.
Урук подбросил свою секиру и поймал за рукоять.
– До чего же хорошо снова быть живым! – сказал он.
Мои пальцы погладили рукоять Ледяного Жала.
– Да, быть живым хорошо, – согласился я. Я все еще не знал, что за союзника я случайно раздобыл, но уже не сомневался, что это друг. И точно так же не сомневался, что могу теперь сражаться не хуже, чем любой из моей родни. А с таким мечом чего только не сделаешь! Еще никогда в жизни я не чувствовал себя так уверенно.
Часть II
Меч Проигранных Битв
1
В свете утра казалось, будто никакая Тень не может угрожать этой земле. Лежащая внизу чаша Зеленой Долины в лучах солнца сверкала, словно огромный самоцвет. Для нас четверых – ну или по крайней мере для троих – она несла в себе обещание гостеприимства и безопасности, насколько это было возможно в беспокойной, раздираемой бедствиями стране.
Я потянулся к Крите, позабыв на миг, что не имею права ждать от нее ничего, кроме товарищеских чувств, или, самое большее, братской приязни – ведь она была помолвлена с Имхаром, сыном моего приемного отца, лорда Хорвана. Я же был всего лишь Йонаном, почти что самым незначительным из вассалов лорда, несмотря на то что в моем детстве его леди раскрыла для меня сердце и объятия.
Но руки Криты безвольно повисли. Она не смотрела на меня. Она стояла, прикусив нижнюю губу, и медленно моргала, как человек, приходящий в себя после странного сна. Она была околдована фасами, похитившими ее для каких-то своих целей, потому что она обладала неким Даром Силы. Я понял это в тот самый миг, как увидел Криту среди обитателей подземелий, когда отправился освобождать ее. Я бы и сейчас мог, если бы пожелал, отыскать в своей поясной сумке ту грубую фигурку из глины, волос и ткани, которую тайком подложили Крите в постель, чтобы заставить ее служить каким-то их целям.
Тсали, прикасаясь к ее разуму, контролировал Криту, когда мы выбирались из владений фасов. Но теперь, на последнем отрезке нашего пути Крита, похоже, полностью пришла в себя, хотя так и не заговорила с нами.
Наконец я осмелился нарушить молчание:
– Крита.
Девушка очень медленно повернула голову и позволила посмотреть ей в глаза. Но от этого взгляда мне стало страшно – в нем не было глубины. Она по-прежнему смотрела куда-то внутрь себя, не наружу, и это был ее собственный выбор.
– Крита! – повторил я уже настойчивее, надеясь, что могу так достучаться до ее слуха, раз уж не могу дотянуться до ее разума.
Что-то шевельнулось в глубине ее глаз. Она нахмурилась, недоуменно, словно ребенок. Потом покачала головой, словно стремясь изгнать сам звук своего имени, произнесенного мною. А потом еле слышно прошептала:
– Толар…
– Нет!
Я вскинул правую руку. Это имя, явившееся из прошлого, из смертного сна, преследовало меня. Так я ощутил, как кто-то чужой шевельнулся в моем сознании, захватил власть над моим телом, когда я вернул к жизни загадочный меч, висящий ныне на моем поясе, хочу я этого или нет. Странный меч, созданный заново неведомой Силой из рукояти, которая на протяжении веков была впаяна в камень, и обломка льда, который я отломал от свода пещеры. Однако же он лежал в моей руке так, словно был создан для меня одного.