Тройка мечей. Сборник

Нортон Андрэ

Неужели эти обломки крошащихся костей, этот прах действительно когда-то был человеком или хотя бы его подобием? От хрустального черепа, господствовавшего в этом зале и пытавшегося завладеть нами, не осталось даже осколка. Но я увидел еще кое-что – рукоять меча без клинка, такую же тускло-серую, как и свет вокруг.

Я подполз к Уруку. С его секирой ничего не случилось. Она осталась целехонька, и Урук так и сжимал ее в руке. Я нащупал у него на шее пульс. Он был жив. Я нашарил на поясе фляжку с водой, отстегнул, устроил Урука так, чтобы его голова опиралась на мое плечо, и тонкой струйкой принялся лить воду ему в рот. Наконец он сглотнул, закашлялся и открыл глаза.

На миг он уставился

на меня так, словно впервые видел. Потом нерешительно спросил:

– Толар?

Я покачал головой. Отложив фляжку, я дотянулся до рукояти меча и показал ему.

– Я Йонан – ты сам меня призвал.

Губы Урука дрогнули в едва заметной улыбке.

– И ты вернулся и спас нас. Каким бы великим чародеем ни был Тарги, а контролировать еще не рожденного не смог. Так, значит, Ледяное Жало покинуло тебя, к добру или к худу?

Внутри у меня забурлил смех.

– Я думаю, к добру. Хватит с меня зловещего оружия и древних битв, хоть проигранных, хоть выигранных. Я намерен творить будущее.

Тут я вспомнил – мы всё еще в прошлом? Лишь прах Тарги позволил мне надеяться, что смена времен завершилась.

Урук, должно быть, заметил, как я взглянул на почти исчезнувшие останки, и понял мою мысль.

– Я думаю, мы в твоем времени, Йонан, ставший чем-то большим. По крайней мере, Тарги мертв. А сокрушение его Силы вполне могло выбросить нас обратно. Если это так, мы все еще можем пригодиться Эскору. Ну что, попробуем выяснить?

Рукоять Ледяного Жала была мертва. Я чувствовал, что он никогда больше не сыграет никакой роли в людских замыслах и интригах. Я положил ее на широкое основание постамента, на котором прежде возлежал череп. Тарги попытался меня использовать. И не сумел. Пускай никто, кроме меня, этого и не видел, но я этого не забуду. Я – не Толар, но некая его часть навсегда останется со мной, оттачивая мою сущность и делая ее лучше, как заботливый воин точит свое оружие. Я не могу этого отрицать, да и не хочу. Но я был Йонаном – и этого я тоже не хочу ни отрицать, ни забывать.

Возможно, время действительно вынесло нас обратно – так многое выносит на берег прилив. Если это правда, будут другие мечи и другие битвы, и будет новая жизнь, и я должен отыскать свое место в ней и познать себя глубже, чем способна понять большая часть людей.

– Время было, время есть, время будет, – сказал Урук. Нет, не сказал – слова возникли у меня в сознании. И меня захлестнула пьянящая радость. Моя давняя мечта исполнилась, и за это мне следовало поблагодарить Толара. Я встал и протянул руку Уруку, чтобы помочь ему подняться.

Время будет – эти слова пели в моей душе, пробуждая нетерпение. Ледяное Жало больше не держало меня, и меня ждал весь Эскор!

Часть III

Меч Тени

1

Ночь была тиха – ни шороха, ни звука, но мне казалось, что на грани слышимости и видимости что-то движется. Я крепко сжала ладони и стала дышать глубоко и медленно, призывая на помощь не только мужество, но и ту странную часть моего разума, которую я никогда не понимала, хотя всегда, даже в раннем детстве, осознавала ее присутствие. Мне казалось, что она могла бы изменить для меня весь мир, если я сумею использовать ее должным образом. Но научить меня было некому, и приходилось полагаться лишь на свое чутье, весьма несовершенное.

Я посмотрела на свои сжатые руки. Я видела их липкими от глины и… нет, я не собиралась об этом думать. Если слишком глубоко погрузиться в воспоминания, можно открыть дверь – наподобие самых страшных Ворот Древних – тому, что рыщет снаружи.

Но там таились те, кто сейчас подбирался

ко мне. Они были готовы убрать защиту, которой страшилась Тень, чтобы окружить меня своей собственной защитой. Во мне таился изъян. И этот изъян, неведомо насколько сильный и опасный во время моего бодрствования, был частью моих снов и иногда делался настолько силен, что я резко просыпалась и лежала, вся дрожа и думая, что я могла натворить, пока мой разум спал.

В моем народе на многих женщинах лежит это проклятие. Большинство сказало бы, что это благословение – но только не я. В Эсткарпе тех, у кого есть Дар, выявляли в малолетстве и забирали для обучения, причем учили и всем мерам предосторожности, необходимым тому, кто имеет дело с Силой, пусть даже в самой малости.

Но я родилась во времена хаоса, мой народ бежал из Карстена через горы, ведь мы были последними потомками Древней расы и правитель Карстена объявил нас вне закона. И даже если бы нас оставили в покое, я могла так никогда и не освоить свой необъяснимый Дар, потому что в Карстене не было колдуний, способных отыскать и обучить себе подобных. Живущие среди нас Мудрые женщины не связывались с более мощными Силами – лишь с меньшими, ибо несли в себе лишь долю Дара.

Меня вырастила леди Крисвита после того, как моя мать и ее сестра умерли от болезни – как я теперь думаю, по своей воле, потому что мать не могла жить в мире, где ее супруг мертв. Говорили, что после родов она отвернулась лицом к стене и даже не взглянула на меня. Одно можно сказать точно: мой отец погиб, защищая ее во время бегства от банды орудующих на границе карстенских налетчиков.

Но леди Крисвита была великодушна и нашла для меня уголок в своем сердце. И в эти неспокойные времена она заботилась не только обо мне. Еще был Йонан, сын ее близкой подруги, наполовину сулькарец, наполовину потомок Древней расы. А ведь еще был ее собственный сын, Имхар, наследник Дома, леди Далхис и леди Миган – они обе были старше и еще в юности вышли замуж за вассалов лорда Хорвана. Но я была другой…

Сперва они думали, что я наделена лишь целительским Даром. Я могла посмотреть на человека или зверя и каким-то образом увидеть поразившую их болезнь. А с животными у меня было некое родство, и потому со временем я не смогла есть мясо и хорошо относиться к охотникам. Но этой своей тайной я ни с кем не делилась.

Когда колдуньи Эсткарпа совершили свой последний и величайший подвиг, передвинув силой своей объединенной воли сами горы и отгородившись от Карстена, казалось, что нас ждет новая, более мирная жизнь. Война шла, сколько я себя помню, и очень странной казалась наконец-то простиравшаяся перед нами мирная жизнь.

И я задумалась: а как теперь будут жить люди вроде Имхара? Ведь он был рожден для войны и не знал ничего другого – да и знать не хотел, я уверена. Я очень мало знала о нем, хотя он должен был стать моим супругом и тем самым надежнее объединить наш род. Но мне казалось, что это мало для него значит, и я беспокоилась.

Наши отношения с Йонаном были куда более дружескими, чем с Имхаром. Он был потомком двух рас, словно бы созданных для того, чтобы держать в руках оружие и мериться силой с врагами, однако же сам ни на один из них в этом не походил. Он не покладая рук учился владеть мечом, стрелял по мишеням из дротикометов и старался делать все, чего ожидают от мужчины его лет. Однако же со мной он говорил о другом – о древних легендах и странных историях. Возможно, он и сам мог бы стать песнетворцем, да вот только его неуклюжие пальцы справлялись с арфой куда хуже, чем с мечом. Впрямь можно было подумать, что смешение рас в нем каким-то образом исказило, умалило того человека, каким он должен был бы стать.