Трудные страницы Библии. Ветхий Завет
Шрифт:
«И произрастил Ягве Элогим из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи», как будто только тогда начала появляться растительность; еше дальше появятся впервые животные, как будто прежде ничего не было сказано о пятом и шестом днях:
«И сказал Ягве Элогим: нехорошо быть человеку одному: сотворим ему помощника, соответственного ему.
И образовал Ягве Элогим из земли всех животных полевых и всех птиц небесных [65] …».
Эти наблюдения сделаны в связи с самим библейским текстом, но следует также сопоставить его с некоторыми вавилонскими сказаниями, описывающими сотворение мира, начало которых сходно с рассматриваемым отрывком из Библии. Например, «Энума элиш» начинается так:
65
Вульгата
«Когда вверху — небеса были без названья, А внизу земля была безымянна…; когда кустарники не сплетались, не появлялись тростники; когда не существовали боги, не было никого, имя их не называлось, судьба их не была определена, тогда были рождены бо`и» и т. д [66] .
Вряд ли что-то еще требуется, чтобы убедиться, что в Быт 2, 46 начинается вторая история сотворения мира, разве только несколько менее подробная, чем первая, в перечне созданных вещей.
66
A. Deimel. Enuma elish und Hexaemeron. Rom, 1934, pp. 18–19.
23. В первом рассказе о сотворении мира бросается в глаза особая стилистическая форма. В восьми последовательных картинах повествуется о воздействии Бога на образующийся мир, причем восемь раз подряд повторяются одни и те же формулы. Типов формул семь:
1. Вступление: «и сказал Элогим»,
2. приказание, напр.: «да будет свет»,
3. исполнение: «и стало так»,
4. описание, напр.: «и отделил Элогим свет от тьмы»,
5. имя, напр.: «и назвал Элогим свет днем», или благословление: "и благословил их Элогим, говоря…"
6. похвала: «и увидел Элогим, что это хорошо»,
7. заключение: «и был вечер, и было утро, день…»
Кто-то заметил, что употребленных для рассказа о каждом деле формул 7, 6 или 5, а именно: 7 для первого и последнего дела, по шесть в том же порядке для двух центральных (четвертого и пятого), в результате чего образуется хиазм [67] такого вида [68] :
дело | I | формул | 7 | 6 | формул | V |
II | 6- | — 6 | VI | |||
III | 5- | — 5 | VII | |||
IV | 6 | 7 | VIII |
67
Риторическая фигура (от названия греческой буквы Хи «», имеющей форму перекрестия): два выражения противопоставляются таким образом, что части второго располагаются в обратном порядке по отношению к частям первого.
68
A. Deimel, o. с., р. 80. Впрочем, в греческом тексте есть несколько вариантов распределения формул по отдельным делам.
Ясно, что автор священной книги пишет не обыкновенной прозой, а художественной, высшим законом для которой на Древнем Востоке была симметрия. Эта симметрия характеризуется повторением одинаковых формул и требует разделения мысли, факта и т. п. на две части, не совершенно одинаковые, но образующие пару, удобную для сопоставления. Одна вещь, действительно, не может быть симметричной; надо, чтобы их было по крайней мере две, так что если та вещь, которую надо было выразить, была одна, то ее следовало разделить, рассматривая ее в двух различных аспектах (ср. пар. 10):
«Ученик не выше учителя,
и слуга не выше господина своего;
довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его,
и для слуги, чтобы он был, как господин его» (Матф 10, 24 cл.).
Таким образом, мы приходим к очень важному наблюдению, касающемуся первого рассказа о сотворении мира: восемь дел составляют два симметричных, или, как принято говорить, параллельных ряда, каждый по четыре дела, и каждое дело первого ряда соответствует по содержанию аналогичному делу второго ряда, а именно:
I | свет: день и ночь | V | солнце, луна и звезды |
II | твердь: небо и вода | VI | птицы и рыбы |
III | возникновение земли | VII | земные животные |
IV | трава и деревья | VIII | человек |
Автор священной книги в ст. 2, описывая первоначальный хаос, схематически выделяет в нем как бы три состояния: земля покрыта водой, в свою очередь покрытой мраком. Теперь он показывает божественное деяние, которое в делах I, II и III, воздействуя последовательно на мрак, на воду и на землю, подготавливает место для размещения соответственно дел V, VI, VII. Вот почему свет отделен от светил: это два аспекта, симметричные и взаимно дополнительные; один аспект в первом ряду, другой во втором.
Дела IV и VIII становятся параллельными благодаря указанию на пищу человека:
ст. 12 | ст. 29 |
«И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его». | «всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; вам сие будет в пищу». |
С другой стороны, трава и растения, укорененные в земле, являются как бы ее частью: они не движутся в ней и во втором ряду просто были бы не на своем месте, вместе с перемещающимися светилами и с летающими пресмыкающимися, ползающими и ходящими созданиями. Поэтому растения поставлены раньше солнца: этого требовала симметрия схемы!
Отсюда мы можем с уверенностью заключить, что то, что в таком рассказе так схематично и искусственно, по замыслу автора должно соответствовать не объективной реальности, а требованиям художественного клише автора и его современников.
То же самое следует сказать о другом стилистическом явлении: распределении восьми дел по дням — шесть дней плюс один. Особого приема, при котором восемь параллельных дел описывались одними и теми же формулами было недостаточно, чтобы обеспечить столь четко выстроенную последовательность. Требовалась литературная рама, которая закрепила бы за каждым из дел его место. В общем, надо было расположить дела в порядке возрастающих чисел. Но существовала уже готовая числовая схема, распространенная в семитической литературе: схема шести дней, за которыми следует седьмой. Такой прием позволял художественными средствами показать, что действие, продолжавшееся некоторое неопределенное время, наконец закончено.
К уже приведенному в гл. 2 примеру (ср. пар. 11) мы добавим еще один, также взятый из угаритской литературы [69] . Обратим особое внимание на то, какую огромную роль играют в этих древних текстах симметрия и параллелизм:
«Даниил идет в свой дом, Даниил приходит в свой дворец.
Входят в дом Котарат («артистки»), дочери шума, ласточки.
Тогда Даниил, человек из Рафа, тут же Герой, человек из Гарнами, забивает вола для Котарат.
Он кормит Котарат, поит дочерей шума, ласточек. Вот один день, и другой: он кормит Котарат, поит дочерей шума, ласточек.
69
С. Н. Gordon, Ugaritic Literature, Pontificio Istituto Biblico, Roma 1949, pp. 87–88; J. B. Pritchard, ANET, pp. 150–151.