Шрифт:
Глава 1 Украденная месть
– Ребят, шли бы вы своей дорогой. – произнёс я, и даже улыбнулся, показывая своё дружелюбие. Незванным гостям мои слова очень не понравились. Ну вот почему такие люди не понимают простой человеческой речи? И ведь выползли откуда-то, три, мать их, уродца.
– Хрюн, мне показалось, или этот новичок послал нас куда подальше? – произнёс плечистый мужик с лицом, больше похожим на свиную морду, поигрывающий здоровенным садовым тесаком, что многие зовут мачете. Таким, при должном опыте и качественном лезвии, можно и руку отсечь.
– Можно я ему ноги сломаю, Бро? Он мне не нравится. – второй, со столь же неприятной рожей, двинулся ко мне навстречу, похлопывая бейсбольной битой по ладони. Для меня самый удобный противник.
– Брось палку, боров. – я специально поддразнил Хрюна. – Иди лучше помоев наверни, свинья. Зачем отошёл от своей кормушки? Или хозяин травку пощипать выпустил?
Парочка уродов шутку оценила, заржали в голос. А вот к кому я обращался – тот озверел. Перехватил биту обеими руками, и, замахнувшись, ринулся на меня:
– Убью, сука!
Я с места сорвался на встречу противнику, подныривая под его удар, и со всей силы двинул свинорылому локтём между глаз. Хрустнула переносица, вминаясь в череп, ноги урода оторвались от поверхности, и на бетонный пол полуподвала рухнуло уже бессознательное, а может и мёртвое тело. Плевать, не я это начал.
Внезапно от тела убитого отделился солнечный зайчик, и, скользнув по мне, замер на груди. А потом исчез, оставив внутри меня тепло. Что за чертовщина?
– Ребят, я же сказал, шли бы вы по своим делам. Не нравятся мне ваши рожи. – правая кисть сжимала удобную, обмотанную тканевой изолентой рукоять биты. – Слишком они у вас слишком отвратительные, так и хочется плюнуть.
– Бро, он хрюна завалил. – как-то чересчур спокойно произнёс третий, до этого молчавший уродец.
– Слушай, какой-то это борзый новичок. Чувствую, не сработаемся мы с таким. Валим суку, и в чёрный список.
Ну-ну. Валят они. Мне терять нечего.
Днём ранее.
– Пётр Василич, ну что же вы! Опять себя мучить будете? Вы же ещё молоды, попробуйте начать с чистого листа! У меня сердце кровью обливается, когда я вижу вот этот ваш взгляд.
– Лариса Георгиевна, пожалуйста, не начинайте! – я нахмурился, глядя сверху вниз на собеседницу. – Просто скажите, отпустите? Я уже договорился с Михалычем, он проведёт урок с седьмым классом, как раз почистят пришкольный лес от листвы.
– Опять в понедельник с красными глазами придёте? – строго спросила директор школы, в которой я преподавал труды. Красивая женщина – ей бы мужика хорошего, да в город, а не вот это всё, строго смотрела на меня своими серыми глазами.
– Лариса Георгиевна, от меня хоть раз спиртным пахло? – я сделал хмурое лицо, буд-то обиделся. – Или меня пьяным видели?
– Нет, Пётр Василич, иначе я давно бы вас уволила. Хорошо, уговорили. Но, в понедельник чтобы были здесь, раньше всех!
– Спасибо вам, Лариса Георгиевна! – я даже руку к сердцу прижал, изображая благодарность. На самом деле я уже давно не испытывал никаких чувств. Никаких, кроме ненависти к тварям, отобравшим у меня абсолютно всё! Даже боль утраты настолько притупилась, что я, оставаясь в одиночестве, уже не выл раненым зверем.
Закрыв за собой дверь поселковой школы, я поздаровался с отцом одного из учеников, и, посмотрев на тусклое, едва пробивающееся сквозь осенние облака солнце, зашагал по разбитой машинами дороге. Сегодня я должен закончить начатое, и тогда можно спокойно уйти из этого мира, ставшего пустым без моих девочек…
Пятнадцать минут неторопливым шагом, заглянуть в магазин за пачкой сигарет, и вскоре я свернул на свою улицу.
– Василич! – раздалось от дома с покосившимися воротами. – Василич, дело есть!
– Юра, сегодня не выручу, извиняй. – попытался я отмахнуться от местного забулдыги, которого иногда подогревал сотней-другой деревянных.
– Да не, я ж реально по делу! Василич, тут четыре мордоворота шастали, тебя искали. Я проследил за ними, огородами, так они в твою хату вломились. Ты говорил сообщать, если чужие тебя спрашивать будут.
– Описать можешь? – спросил я, быстро убираясь с улицы во двор Юрия.
– Да чего там описывать. Ростом, почти с тебя, все в чёрных пинджаках. У одного я пистоль видел, вот здесь. – Юра похлопал рукой левую подмышку. – А, ещё у того, что всех расспрашивал, шрам над бровью.
– Сука! – выругался я, не сдержавшись. – Ну-ка покажи мне тропинку, по которой к моему двору пробрался.
– А кто это, Василич? – спросил забулдыга, когда мы, пригнувшись, словно воры, пробирались сквозь вишнёвый сад моего соседа.
– Очень нехорошие люди, Юра. Поэтому сейчас ты пойдёшь домой, и забудешь всех, кого видел. Поверь, для тебя так будет лучше.
– Пётр Василич, а как же ты? – Растерялся уличный пьяница.
– А я поговорю с ними. По свойски. – и я строго посмотрел в глаза Юры. Того проняло. Что-то промямлив, он спешно двинулся назад по протоптанной нами тропинке. Я же, сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, рванул через заросший крапивой огород. Дома старые, соседка – старушка, а мне давно уже наплевать, есть у меня забор, или нет.
Сука, как они меня вычислили? Я же не оставлял следов! Инфу пробивал через третьи лица, ни сном ни духом не ведающие обо мне. Да и кто поверит, что сорокалетний инвалид может начать мстить. И всё же я был уверен, что где-то прокололся. Хорошо, что в школу не приехали, а то могли бы быть жертвы.
Очутившись за баней, поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Страха не было. Он ушёл в тот день, когда я, обездвиженный какой-то химией, не моргая смотрел на конченых ублюдков, кромсающих ножами моих…
В несколько движений сгрёб в сторону отсыпку из шлака, подцепил свёрток из лощёной бумаги и вытащил его на поверхность. Через пять минут я уже спускался с крыши, держа в правой руке старый добрый ТТ.
Прокрасться к входной двери незамеченным не просто, но я знал, как это сделать. Встав справа от входа, прислушался. В доме негромко разговаривали двое, и этот разговор мне показался важнее, чем то, что за мной пришли.
– Грач, как ты думаешь, сынулю шефа реально забрали эти, чистильщики?