Трудовые будни барышни-попаданки
Шрифт:
Надо сесть и записать, что у нас есть. И что я смогу сделать. Я здесь попаданка или кто, в конце концов? Мишенька обожал книги про попаданцев во времени и прогрессоров, вечно зачитывал мне куски, пока я тоже не увлеклась. И теперь у меня есть возможность попробовать на практике, как оно.
Ох, глаза б мои не видели эту возможность… но увы.
Павловна притащила из буфетной еще два стаканчика, и дальше мы пересчитывали остатки былой роскоши при вполне комфортном для привыкших глаз освещении.
Что хорошо — нашлись грязноватые, но вполне приличные одеяла — три штуки, пуховики-перины,
Порадовали также несколько отрезов ткани — пестренький, но вполне добротный ситец, неплохая шерсть. Всего по паре-тройке метров, но мне еще ребенка одевать и самой что-то носить помимо выходных платьев Эммочки. Да и дворня одета в какую-то непотребную рвань, даже Иванна и Селифан не слишком-то выделялись на общем фоне.
Съестного в кладовой не было, здесь продукты хранили в амбарах и погребах. Зато нашлась еще одна бутыль с лампадным маслом — на этот раз поменьше, литра на три.
Мы уже перебрали почти весь хлам, которого было тоже достаточно, когда Павловна вдруг заприметила в дальнем углу что-то интересное.
— Гляньте-ка, барышня! Никак это вашего батюшки барина! Вот диво, не покрали!
Глава 12
В импровизированной спаленке было душно, Павловна храпела, Ариша тихо посапывала, но все равно я выспалась. Пробудившись, первые пару секунд пыталась нащупать мобильник и понять, как я оказалась в этом отеле.
Потом все вспомнила. И еле удержалась, чтобы не закричать от ужаса. Где Миша? Почему я его еще не нашла?
Взяла себя в руки. Если паниковать, то ни-че-го не сделаю. Есть только один вариант: освоиться в этом мире, выжить самой. И только после этого постараться понять, что же произошло. Искать мужа. Если же нырнуть в страх и тоску, как во вчерашний пруд, то никому я помочь не сумею.
Практический же рецепт был прост: как можно скорее встать и взяться за дела. Что я и сделала.
Заодно вспомнила мелкие радости вчерашнего вечера. В большом сундуке, закрытом на замок, обнаружилось медное оборудование, о предназначении которого я догадалась после ответа Алексея удивленной Павловне.
— Потому-то ключница Настасья так кладовую и блюла. Не желала, чтобы винокуренный прибор на сторону ушел.
Да, это был настоящий перегонный аппарат. Я вспомнила, что когда-то в России дворянское сословие имело право изготавливать крепкие спиртные напитки для своего потребления, а также сдавать их казне. Вот откуда такой запас настоек! Старый барин, видимо, занимался любительским винокурением, а барыня этот процесс забросила, услаждая себя малиновыми и голубичными наливками — они и слаще, и слабее. Аппарат был помещен в сундук. В нем же я обнаружила еще одно наследие старого барина, не востребованное после его смерти: коробку с двумя старинными пистолетами. Я пока оставила все как есть, только попросила Алексея запереть сундук. И отправилась спать, отдав распоряжения на утро.
Павловна распорядилась, и, едва я опустила ноги на холодный пол, девица внесла таз с водой и поставила на табуретку. Я уже поняла, что в этой усадьбе особой комнаты для умывания нет и ей может стать любое помещение. Умылась холодной водой, обтерлась относительно чистым полотенцем и стала одеваться в тусклом свете из окошка.
Если мой вчерашний наряд следовало назвать «дорожным», то сегодня я надела лучшее платье и парадные туфли. К счастью, распогодилось и, кажется, даже подсохли самые одиозные лужи во дворе. Сам храм был на горке, и дорожка к нему оказалась почти сухой.
Священник ждал меня в церковном притворе. В институте благородных девиц я пребывала безвыездно четыре года, да еще потом три вдали от родного крова. Так что помнил он девочку-подростка, а сейчас беседовал со вполне взрослой барышней.
Кстати, из воспоминаний самой барышни я почерпнула, что на пути в дядюшкино поместье она остановилась в Тихвинском монастыре, исповедалась, покаялась в грехах, получила отпущение и какую-то совсем скромную епитимью. О чем я и сказала отцу Даниилу. Он облегченно вздохнул: вряд ли бы я поведала ему о каких-то прежде неизвестных девичьих грехах, а вот знать барские тайны священнику совсем не хотелось.
Что же касается храма, то был он каменный, построенный, когда «Голубки» знали лучшие времена и помещик был богат. Неизвестный архитектор явно взял за основу столичный барочный проект.
Зазвонили колокола, нестройно, но громко. Минут за пятнадцать храм наполнился сельскими жителями.
Освещение было естественным — несколько свечей погоды не делали. Но все же я смогла составить некоторое представление о моих новых сотрудниках, или подчиненных. На самом деле, моей собственности, как бы дико это ни звучало.
Оделись крестьяне так хорошо, как только могли — половина мужиков в новых лаптях, остальные их просто почистили от грязи и намотали свежие онучи. На голове у баб — светленькие платочки. Негромко переговаривались, вставали на привычные места. То, что барыня смотрит на них с хоров, узнали скоро, но лишь иногда бросали быстрый взгляд наверх.
Вообще-то, их тоже можно понять. Это ведь абсолютно подневольная рабсила, в прямом смысле слова. И никакого стимула лучше работать у них нет. Социальный лифт? Разве что стать сельским старостой или бурмистром. Материальная заинтересованность? Сколько четвертей ржи они ни намолотят, дополнительного дохода не будет. Остается только страх — высекут на конюшне, может, сдадут в рекруты. Надо, кстати, выяснить, какая была практика у прежней барыни.
Так что никаких стимулов. Такие подчиненные, как Алексейка, — клад. Надо подумать, как и остальных заинтересовать в результатах труда.
Служба между тем шла своим чередом. Я знала, что иногда сельские попы, впервые став настоятелем храма, устраивали богослужение по полной, часа на три-четыре, по Типикону, чтобы паства поняла: поп серьезный, все знает, все понимает.
Между тем дошло до освящения хлеба, плодов и елея — растительного масла. А также молитв с просьбой уберечь от «града, труса и нашествия иноплеменных». После чего батюшка перешел к проповеди. Напомнил о недавнем нашествии иноплеменных, удачно отраженном. Что такое «трус», уточнять не стал — видимо, все знали.