Трудовые будни барышни-попаданки
Шрифт:
Собеседник кивнул. Я продолжила:
— Понимаю. Но мальчишка хоть и бедный, а не уличный. Одет не в рванину, рубашка аккуратно заштопана — семья не пьяная, не буйная. А главное, после такой истории будет он для Степы самым лучшим другом — дружба в одной купели крещена. И теперь точно Федька станет Степана оберегать.
— Уж очень семья бедняцкая, — заметил управитель. — Странно моему Степке с таким водиться.
— Так времена меняются, Иван Ефимович, — сказала я непринужденно. — Много новшеств, не только паровые машины и сигары. У меня в поместье дворянские дети
— Подумаю, — сказал после небольшой паузы управляющий таким тоном, что я незаметно улыбнулась — победа! — Хотел бы спросить вас, Эмма Марковна. Во-первых, почему вы столь участливы оказались?
— Тонут люди — как иначе? — не задумываясь ответила я. — А что потом не бросила мокрых на льду, так зачем тогда спасать было? Ведь и вы бы так поступили. А что во-вторых?
— Лампа у вас удивительная. И чай, — сказал управляющий.
Опа! Да неужели? Как там Миша говорил? Поклевка еще не значит рыбка в ухе? Ох, теперь бы не оплошать.
— Что верно, то верно, Иван Ефимович. Я не просто так на ярмарку приехала, на людей полюбоваться, себя показать. Но и по торговым делам.
— По торговым? — Насмешки в голосе мужчины не было, скорее искреннее изумление. — Дворянка-с?
— Что поделать, и дворяне есть-пить хотят. Опять же, дворню не только неволить, ее еще и кормить-одевать надо. Детей достойно выучить. Я вдова, свои родители уже на небесах. Если сама о себе не позабочусь, никто не позаботится.
— Негоже женщине такими делами заниматься. Замуж надо.
— Не спорю. Но для вдовы без особого достатка с ребенком женихов трудненько сыскать. А за пьяницу или мота сама не пойду. Так вы говорите, чай мой вам понравился? Не откажите в любезности, прикажу Танюшке для вас фунт разного завернуть. Маменька покойница много секретов знала, такого чаю, как у нее, в самом Санкт-Петербурге не пробовали.
— Вот как… а скажите, сударыня, — Иван Ефимович держал себя со мной достаточно свободно, не как купец с дворянкой. Но я не чинилась, замечаний не делала. Улыбалась любезно. Он все равно держал положенную дистанцию и ничего неприличного по нынешним нравам не делал. К тому же разговаривали мы не в укромном уголке, а на глазах у людей и самой мадам Обрящиной, занятой каким-то делом во дворе, — не ваш ли невиданный «земфир» нынче в трактире «Дружеская встреча» предлагали на пробу особо уважаемым гостям?
— Мой, — сказала я. — Яблоки уродились, а я рецепт знала. Решила: хватит только зерном и кожей торговать, надо сласти производить. А вы попробовали?
— Конечно, — ответил Иван Ефимович, будто кто-то мог усомниться, что он не относится к почетным гостям. — Хорошо вы с этой сладостью придумали. А вот лампа меня еще больше удивила. Видел паникадило на пятьдесят свечей, но чтобы небольшая лампа так ярко горела… Неужели, Эмма Марковна, вы такое светило тоже изготовили?
Я рассказала про любопытную заметку во французской газете с подробным описанием заграничной лампы, как сделала заказ кузнецу и получила желаемое.
Иван Ефимович слушал внимательно, кивал, заметил, что подчиненным людям не всегда
А потом задал неожиданный вопрос.
Глава 48
Расстались с Иваном Ефимовичем мы неожиданно не очень дружелюбно. Я-то думала, он флиртовать начнет, увидит во мне даму.
Размечталась.
Он просто спросил: «Сколько я должен?» Что, конечно же, меня обидело. Понятно, приказчик, у купцов трется, в купцы метит, небось есть своя доля в торговом доме Никитиных. И привык все решать толстой пачкой или увесистым мешочком.
Я обиду не скрыла, и мы достаточно быстро и прохладно распрощались. Конечно же, я не отпустила Степу без флакончика барсучьего жира, указав, что пить надо натощак. Мальчишка скривился было, а отец его, глянув на несчастную мордочку сына, решительно сунул лекарство в карман. Спросил только, что это такое, узнал про барсука и понимающе кивнул. Ну да, Америку я этим средством не открыла, издавна оно известно.
Я вроде помнила и еще об одной важной просьбе, которую собиралась ввернуть по случаю, раз уж события выстроились. Но тут в пансион стала ломиться Федькина матушка, и Иван Ефимович удалился. Чай я ему подарить не успела.
Федька тоже был выписан из импровизированного госпиталя. С подробным объяснением, что он уже достаточно наказан ледяным купанием, что не надо мешать ему встречаться со Степкой. И, конечно, порцией барсучьего жира, с инструкцией по применению.
Заснула я легко — уж очень умаялась за день. Все же успела вспомнить, о чем не удалось поговорить с управителем — о том, чтобы он отрекомендовал меня перед визитом к Николаю Никитину как к оптимальному торгово-производственному партнеру. Его я выбрала еще до происшествия на Оке, выслушав подробный отчет своего крепостного из трактира.
Утро началось с сюрпризов. У пансиона остановились сани, вернее воз, и двое дюжих молодцов стали вытаскивать коробки и корзины, перевязанные разноцветными лентами. Всюду надписи и открытки: «Для госпожи Шторм».
В коробках и корзинах были конфеты, мармелад, сухофрукты и живые яблоки, апельсины, гранаты, один ананас. Пять фунтов чаю и пять фунтов кофе. Икра, конечно же черная, расписные маленькие кадушки с зернистой и паюсной икрой, балыки, завернутые в вощеную бумагу, сыры. Отрезы шелковых и бархатных тканей, духи, правда с резким запахом. И даже несколько неразрезанных дамских романов, видимо купленных оптом в книжной лавке.
Я недоуменно поморгала на богатство. Здрасьте, приехали. И кто ж это такой щедрый? Подарки впору дорогой содержанке презентовать или же, наоборот, невесте, за которой ухаживания начинают. Но у меня ни полюбовника, ни жениха не намечалось вроде. Во внезапно вспыхнувшее чувство от мельком увидевшего меня на улице князя-гусара я верю меньше, чем в зелененьких инопланетян.
Вариантов, собственно, два. Либо вчерашний менеджер откупается, либо… либо Михаил Второй что-то себе надумал.
Честно говоря, лучше бы первый вариант. С ним я хотя бы знаю, что делать.