Трудовые будни барышни-попаданки
Шрифт:
Слово «разбой» меня слегка напугало. А вдруг, кроме бомжей и привидений, в страшном черном доме свила гнездо настоящая бандитская шайка? Вспомнила старую песню: «Эй, ямщик, поворачивай к черту!»
Но, судя по следующим обитателям, появившимся на крыльце, барский дом все же не стал разбойничьим притоном. Вообще, надо сказать, высунувшиеся люди не внушили мне ни капли доверия, хотя память Эммочки уверенно опознала старосту голубковских крестьян. Поместье называлось «Голубки», и местные, соответственно, среди соседей слыли либо голубчиками, либо сихарями. Либо шалыганами —
Вообще же все встречные-поперечные показались мне малорослыми, заморенными и какими-то линяло-неуверенными. А у старосты ко всему прочему обнаружился здоровенный красный нос в синих прожилках — верный признак пьянства.
— Девку пока никому не показывать, — велела я шепотом своим спутникам. — Как стемнеет, в комнаты возьмем. А сейчас укутайте получше, и пусть в возке сидит.
Павловна переглянулась с кучером, и оба кивнули. Ну а потом нянюшка решила взять дальнейшее в свои руки.
— Вы как барыню встречаете, подлецы! — с ходу накинулась она на старосту, первой выбираясь из кибитки. — Письмо-то вам еще третьего дня отправили!
— Дык письмо-то оно письмо, — неуверенно промямлил староста, имя которого я тоже вспомнила. Мужика звали как в пословице — Селифан. И прямо в точку, народная мудрость не ошибается. Пословица звучала: «Не в городе Иван, не в селе Селифан». То есть ни там ни там не к месту человек. Вот и тут мы наблюдали именно эту картину.
Жена его, еще весьма крепкая старуха, хмуро зыркнула на мужа из-под низко повязанного платка и вздохнула:
— Вы, барыня, не серчайте. Что смогли, то сготовили. А только все одно, жить здесь нельзя.
— Это еще почему? — угрюмо спросил у меня из-за спины кучер. — Заворовались совсем без барского пригляду? До чего хозяйство довели! Куда мне лошадей-то поставить? Конюшня — дыра на дыре! Овса-то хоть есть задать?
— Да где уж тут воровать, домик-то — одно название, — жалостливо вздохнула давешняя старуха. — Венца живого нет! Половицы погнили, ходуном ходят, из всех окон дует. Как же барыне в таком-то жить?
— Барыня разберется, — прервала я эти споры, отодвинула Павловну и пошла к покосившемуся крыльцу. Дом и правда выглядел как типичное обиталище привидений и плесени. Но другого у меня не было.
С первого шага внутри дома я вспомнила любимую реплику знаменитого адвоката Плевако: «Господа, а могло быть и хуже». Перила крыльца, покрытые толстым слоем изумрудной плесени, заскрипели от моего прикосновения, а могли бы рассыпаться. Трогала я их, обернув ладонь носовым платком, — если в багаже и были перчатки, то я их пока не обнаружила. О местной медицине у меня не было ни малейшего представления, и я решила принять меры гигиенической предосторожности.
Половицы в холле, или, как было бы правильно, в сенях, тоже поскрипывали задумчиво-предостерегающе: «Ты уверена, что хочешь пойти дальше?» А могли бы и провалиться. Отовсюду тянуло холодом, да так зябко, что хотелось вернуться во двор, немного прогретый осенним солнышком. А могло бы меня занести сюда на пару месяцев позже, и тогда на этих половицах, пожалуй, лежал бы снег.
Впереди в полутьме слышалось шуршание — убегали то ли кошки, то ли крысы, то ли еще какие-то синантропы. А ведь за долгое отсутствие хозяина в усадьбе могли завестись такие формы живности, что человеку пришлось бы убегать от них самому.
Лишь когда старостиха отворила дверь в мою комнату, я подумала: «Могло быть и хуже — я могла просто утонуть» — и чуть не всплакнула. Помещение оказалось просторным, и это, пожалуй, было его единственным достоинством. Несомненно, комнату готовили к моему приезду, но лучше бы этого не делали. Тряпки, драпировавшие стены, надувались, как паруса, — ветер гулял в щелях. Печку к моему приезду топили, но от этого процесса остался только угарный запах, а не тепло. Или часть вещей не так давно успели вытащить с локального пожара — в дымных ароматах я не разбиралась. Ободранные обои, покосившаяся кровать, белье с таким затхлым запахом, будто его достали из кают затонувшего корабля, слегка просушили и застелили кровать.
За что мне это?!
Спокойно, Марковна. Могло быть и хуже. Судя по солнцу в наполовину вымытом окне с трещинами на мелких стеклах, сейчас еще середина дня. Значит, до вечера можно успеть добиться хоть какого-то уюта и комфорта.
Глава 6
— Я, сударыня, на овин схожу, прослежу, как молотят, — сказал Селифан, только что поставивший на плохо вымытый пол мой багаж. — Жена на кухне, посмотрит, чтобы вам обед поскорей подали.
С этими словами староста несколько поспешно удалился. Я заметила, что практически все свидетели моего прибытия при первой же возможности разбежались. Правда, Павловна успела схватить за рукав девицу, которая, видимо из любопытства, дошла от крыльца до моих покоев.
— Мне Иванна сулила работу задать, — возразила девушка, правда неуверенно.
— Барыня приехали, — строго сказала Павловна. — Сейчас они указывать будут и тебе, и Иванне. Как звать тебя? Танька? Эмма Марковна, нужна она нам сейчас для услуг?
Я сначала кивнула, а уже потом выяснила, что Танька участвовала в уборке дома. Ну и велела ей остаться. Уже скоро узнала, что по соседству с барской спальней есть несколько комнат, для детей и гостей. Увы, все они были в таком же плачевном состоянии. К тому же и здесь кое-где пахло или плохо закрытой печью, или пожаром.
Зато в правом крыле, «людском», было совсем немного, но теплее. Там же при тщательном осмотре нашлась комнатушка, размером напоминавшая номер капсульного отеля. Зато внутри стояла вполне приличная широкая лавка, которая заменяла кровать. И стекла избежали трещин. Впрочем, оконце было таким малюсеньким, что и не удивительно. К тому же часть стены занимал бок большой печки, лицом повернутой, если я не ошибалась, в людскую. Относительно тепло и не дымно.
Относительно — потому что выражение «венцы сгнили» было справедливо для всего дома. Окно целое, а рамы все равно рассохлись. И между бревнами прекрасно задувало. М-да… но все равно лучше, чем господская половина дома.