Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин
Шрифт:
– У Артура слишком доброе сердце, – прибавил Отто, добравшись до окончания своей истории. – Он верит всем на свете. И какая, спрашивается, ему за это благодарность? Никакой. Вечно его надувают и предают.
Чем ответить на это последнее замечание, я так и не нашелся. И сказал, что мне пора идти.
Ольгу что-то во мне откровенно забавляло. Бюст ее тихо подрагивал. Когда мы вышли в прихожую, она вдруг ни с того ни с сего ущипнула меня за щеку, неторопливо и крепко, как будто срывала с дерева сливу.
– Экий ты славный парнишка, – грубовато хохотнула она. – Давай-ка заходи сюда как-нибудь вечерком. Я тебя кой-чему научу, о чем ты и понятия не имеешь.
– Надо тебе и правда как-нибудь попробовать с Ольгой, Вилли, – совершенно серьезно посоветовал Отто. – Оно того стоит.
– Не сомневаюсь, – вежливо ответил я и поспешил вниз по лестнице.
Несколькими днями позже мы договорились встретиться с Фрицем Венделем в «Тройке». Я пришел порядком раньше намеченного срока, сел у стойки и обнаружил на соседнем табурете барона.
– Привет, Куно!
– Добрый
Он чопорно склонил голову с гладко зализанными волосами. К моему удивлению, он будто бы и вовсе был не рад меня видеть. Скорее наоборот. Его монокль отблескивал с убийственно враждебной вежливостью; свободный глаз уклончиво блуждал.
– Сто лет вас не видел, – радостно сказал я, пытаясь сделать вид, что невиннейшим образом не заметил этой его манеры.
Его взгляд прошелся по залу; он откровенно взывал о помощи, но на его зов никто так и не откликнулся. В заведении в столь ранний час было практически пусто. Бармен ненавязчиво двинулся в нашу сторону.
– Выпьете чего-нибудь? – спросил я. Мое общество явно его не радовало, и это начинало меня занимать.
– Э – нет, спасибо, ничего. Видите ли, мне уже пора.
– Как, герр барон, вы нас покидаете – так скоро? – учтиво вставил бармен; сам того не желая, он поставил барона в еще более неловкое положение. – Но вы же пробыли у нас всего минут пять, не больше.
– С вами, часом, не связывался Артур Норрис? – Во власти преднамеренного злого умысла, я даже и не думал обращать внимание на его попытку встать с табурета. А если я слегка не отодвинусь, встать у него не получится.
При звуке этого имени Куно аж вздрогнул:
– Нет. – Тон у него был ледяной. – Ничего о нем не слышал.
– Вы знаете, он сейчас в Париже.
– В самом деле?
– Ну что ж, – сердечнейшим образом сказал я, – не смею вас больше задерживать. – И протянул ему руку. Он едва до нее дотронулся.
– До свидания.
Вырвавшись наконец на свободу, он пулей метнулся к двери: как из чумного барака, ни дать ни взять. Бармен, сдержанно улыбнувшись, собрал монеты и высыпал их в кассу. Не в первый раз он видел, как осаживают попрошаек.
А на мою долю осталась очередная загадка.
Подобно длинному поезду, который останавливается на каждом вшивом полустанке, зима понемногу катилась к концу. Каждую неделю выходили новые чрезвычайные законы. [28] Брюннинг [29] голосом усталого епископа продолжал отдавать приказы лавочникам, но никто его не слушал. «Это фашизм», – жаловались социал-демократы. «Он слабак, – говорила Хелен Пратт. – А этим свиньям нужен настоящий мужчина с волосатой грудью». Был обнаружен Гессенский документ, но по большому счету ни на кого не произвел впечатления. Слишком много скандалов, и этот был уже лишним. Публика устала и объелась сюрпризами до полного несварения желудка. Поговаривали, что к Рождеству наци будут у власти; но Рождество настало, а наци к власти так и не пришли. Артур прислал мне к празднику поздравления на открытке с Эйфелевой башней.
28
Статья 48 Веймарской конституции давала президенту право в случае прямой угрозы конституционному порядку издавать так называемые чрезвычайные законы, ограничивающие действие самой конституции. Причем решение о том, угрожает та или иная ситуация конституционному порядку, принимал премьер-министр.
29
Генрих Брюннинг – бывший фронтовой офицер, сторонник (в ноябре 1918 г.) восстановления Германской империи вооруженным путем. В 20-е гг. – представитель правого центра. Рейхсканцлер с марта 1930-го. В 1932 г. отправлен в отставку Гинденбургом, только что выигравшим, не без помощи Брюннинга, президентские выборы.
Берлин жил в состоянии гражданской войны. Ненависть вспыхивала внезапно, без предупреждения, из ничего; на уличных перекрестках, в ресторанах, синематографах, дансинг-холлах, плавательных бассейнах; в полночь, после завтрака, посреди бела дня. Выхватывались ножи, в ход шли кастеты, пивные кружки, ножки от стульев и дубинки с залитым внутрь свинцом; пули царапали плакаты на афишных тумбах, рикошетили от жестяных крыш общественных уборных. Посреди людной улицы на человека могли напасть, порвать на нем одежду, избить и оставить его, истекающего кровью, лежать на тротуаре; пятнадцать секунд – и все кончено, и нападавшие скрылись. Отто получил удар бритвой через глазницу наискосок в драке на базарчике возле Кёперникерштрассе. Врач наложил три шва, и ему пришлось провести в клинике целую неделю. Газеты полнились снимками с похорон святых мучеников: нацистов, рейхсбанновцев, [30] коммунистов. Мои ученики глядели на них и качали головами, извинялись передо мной за то, что творится в Германии. «Боже, боже мой, – говорили они, – какой ужас! Так не может больше продолжаться».
30
То есть «черно-красно-золотых» (по цвету имперского знамени) соци, боевиков социал-демократического «Железного фронта», воевавших как с «красными» («Рот-Фронт») комми, так и с «черно-бело-красными» (по цвету партийного флага) или «коричневыми» (по цвету униформы штурмовых отрядов) наци.
Репортеры, специализирующиеся на убийствах, и авторы
31
Альфред Хугенберг – генеральный директор концерна Круппа до конца 1918 г., постоянный член руководства национал-шовинистического «Пангерманского союза», с ноября 1918 г. лидер Немецко-национальной народной партии, политического крыла монархического «Стального шлема». С 1 января 1919 г. уходит с директорского поста у Круппа, чтобы заняться созданием первой в мире информационно-пропагандистской империи. Его «Хозяйственная ассоциация» скупает телеграфные и информационные агентства для того, чтобы контролировать поток информации, попадающей в газеты (вплоть до рассылки готовых матриц – начиная с 1922 г.), скупает сами газеты, издательства и рекламные агентства. Активная пропаганда национализма и реваншизма информационным концерном Хугенберга – даже если не принимать в расчет прямой агитации за национал-социалистов – во многом позволила последним прийти в 1933 г. к власти вполне респектабельным, демократическим путем, опираясь на волю большинства избирателей.
32
Крупнейшая в Германии компания по производству и прокату кинопродукции. Приобретена концерном Хугенберга в 1927 г.
И каждое утро во всем этом огромном, сыром, безотрадном городе и в притулившихся к нему по окраинам колониях сколоченных из ящиков лачуг просыпались молодые люди, просыпались, чтобы хоть как-то скоротать еще один пустой, без смысла и без работы день; они отправлялись торговать шнурками, попрошайничать, играть в шашки в зале биржи труда, околачиваться возле общественных уборных, открывать дверцы авто, ворочать на рынках клети с товарами, сплетничать, слоняться по улицам, воровать, подслушивать, о чем говорят на бегах маклеры, докуривать на двоих подобранные в канавах бычки, петь народные песни во дворах и в вагонах подземки на перегонах между станциями. После Нового года выпал снег, но не лег; о заработке на расчистке улиц можно было забыть. Лавочники вызванивали каждую монету о прилавок, опасаясь фальшивомонетчиков. Астролог фройляйн Шрёдер предсказывала конец света. «Послушай, – говорил мне Фриц Вендель между двумя глотками коктейля в баре отеля «Эдем», – мне плевать, если эта страна ударится в коммунизм. Тогда, по крайней мере, нам придется ампутировать все лишние идеи. Ну и хрен бы с ними, а?»
В начале марта стали появляться агитационные плакаты к президентским выборам. Готическая вязь под портретом Гинденбурга откровенно взывала к религиозным чувствам: «Он был верен вам; сохраните и вы в Него веру». Нацисты умудрились выдумать формулу, которая разом и отсылала к этой достопочтенной иконе, и позволяла избежать обвинения в святотатстве: «Уважьте Гинденбурга; голосуйте за Гитлера». [33] Отто и его товарищи, вооружившись ведерками с краской и кистями, каждую ночь отправлялись в опасные экспедиции. Они взбирались по отвесным стенам, карабкались по крышам, пробирались в заколоченные досками проемы, стараясь при этом не попасться на глаза полиции и патрулям СА. [34] А на следующее утро прохожие лицезрели в каком-нибудь видном и совершенно, казалось бы, недоступном месте бесстыднейшим образом намалеванное имя Тельмана. Отто снабдил меня пачкой маленьких листовок с клейкой оборотной стороной: «Голосуйте за Тельмана, кандидата рабочих». Я носил их в кармане и, если меня никто не видел, наклеивал на двери и витрины магазинов.
33
На президентских выборах 1932 г. нацисты выставили кандидатуру Гитлера в противовес Гинденбургу, занимавшему этот пост с 1925 г. Кстати, нацистский лозунг, в свою очередь, также был обыгран коммунистами с куда меньшей долей юмора, но зато весьма прозорливо с точки зрения ближайшего политического прогноза: «Кто голосует за Гинденбурга, голосует за Гитлера».
34
Аббревиатура от Sturmabteilungen – «Штурмовые отряды».