Трюк
Шрифт:
Так и знал, что старички не поймут. Ага, это подтверждает смятение на их лицах. Надо было придерживаться версии о приютах.
Роб, советник отца, наклоняется к нему.
— Не думаю, что в данный момент это удачный ход для кампании. У вас уже есть голоса представителей ЛГБТ благодаря Ноа. — Он кивает головой в мою сторону. — Если будем слишком сильно давить, можем потерять консервативных демократов.
— Ладно, скажем так, — начинаю я, — в любом случае я открою этот фонд, и вам решать, как мало или много будет в него вовлечена
— Как ты собираешься финансировать этот проект, если я не буду участвовать? — спрашивает папа.
Я с трудом сдерживаю смех. Отец прекрасно знает, что у меня есть свои средства, но ему нравится притворяться, что я его наследник и «стою» меньше него.
— Я поговорю со своими парнями по финансам и осуществлю задуманное.
Папа потирает подбородок, напоминая карикатуру злодея.
— Что ж, я полностью «за».
Я во всеоружии ожидаю сопротивления, и уже готов выдвинуть заготовленный ряд аргументов, но тут до меня доходят его слова.
— А?
— Вы не могли бы оставить нас с сыном минутку? — просит отец.
Его приспешники мгновенно повинуются.
— Ты со мной согласен? — спрашиваю я.
Папа встает.
— С меня хватит, Ноа. Ты выиграл.
— Выиграл что?
— Мы оба знаем, что ты не желаешь здесь находиться, и как бы мне ни хотелось, чтобы ты был рядом, от этого больше головной боли, чем пользы. Уволить тебя я не могу, это породит больше вопросов, чем ответов.
И опять в первую очередь мы учитываем его имидж.
— Но если причиной моего ухода будет желание осуществить мечту всей жизни и заняться благотворительностью, все останутся в выигрыше, — заключаю я.
Папа подходит и сжимает мое плечо.
— Это замечательная идея, сын. Статистика показывает, что это именно то, что нужно. Я поддерживаю тебя не для того, чтобы избавиться. Именно ты не хочешь быть здесь. Я лишь пытаюсь дать то, что тебе действительно по душе, потому что устал от этой борьбы. Ты должен бы знать, что все мои действия в твоих же интересах. И я устал это доказывать.
И снова отец не берет на себя ответственность за то, как поступил со мной в колледже. Ни разу за все это время не извинился. Он просто не видит в своем вмешательстве ничего плохого. Возможно, я бы и сам догадался со временем, что тот говнюк был говнюком. А, может, если бы Натаниэлю не угрожали и не подкупили, он бы не исчез в тумане, и мы бы все еще были вместе. Отец сколько угодно может твердить, что все во имя моего блага, но на самом деле все всегда сводится к нему и его кампании. Имидж Натаниэля не был достаточно хорош, потому что за ним не стояли деньги, вот отец и заставил того исчезнуть. Если с политикой ничего не выгорит, у него отличные шансы сделать карьеру фокусника.
Чтобы сосчитать, сколько раз мне говорили, что я торможу его политическую карьеру одним своим существованием, не хватит пальцев на обеих руках, да и на ногах тоже.
Папа обращается со мной и с мамой так, словно мы должны быть благодарны, что он нас принял, а не отвернулся. Он сделает все, чтобы спасти свою кампанию, так что, хотя очень хочется верить в то, что он поддерживает идею с благотворительностью ради сына, все во мне сопротивляется этой поддержке.
— Я тобой горжусь, — изрекает отец. — За то, что хоть раз думаешь не о себе. Эта благотворительная инициатива принесет много пользы тем, кому не повезло в детстве так, как тебе.
Ох, а вот и она, ожидаемая попытка вызвать чувство вины. У нас есть деньги, следовательно, не может быть трудностей.
— Мы сделаем так, чтобы твой проект был связан с кампанией, но тебе больше не придется приходить в офис.
Честно, ума не приложу, с чего вдруг родитель изволил меня отпустить. Если только он сам давно пытался найти способ это сделать, а тут я предлагаю выход, да еще и на его условиях. Но у меня достаточно ума, чтобы их не оспаривать и не задавать лишних вопросов.
— Спасибо, пап.
— Иди, — отвечает он. — Потрать остаток дня на составление списка всего, что считаешь необходимым, и если понадобится помощь в раскрутке, возьми кого-нибудь из сотрудников.
Не могу поверить, что все получилось так просто, но, опять же, спрашивать ни о чем не стану. По дороге домой, однако, я снова и снова проигрываю в голове наш разговор, и меня начинают одолевать сомнения. Может, во мне говорит циник, а может, я просто слишком хорошо знаю своего отца. В его действиях нет смысла, и это предложение не сулит ему никакой выгоды.
Я отправлялся к нему с намерением бороться за свой проект, и сейчас, заходя домой, все еще сбит с толку.
Мэтт с Джетом обнаруживаются в гостиной, за просмотром хоккейного матча, и я удивленно пялюсь на экран.
— Неужели я отсутствовал целых четыре месяца?
— Просматриваем плей-офф прошлого сезона, — объясняет Мэтт. — Мэддокс сказал, Дэймон подписал контракт с Олли Стромбергом. Хотелось на него глянуть.
— Ах, ну да, Дэймон у нас просто нарасхват, — посмеиваюсь я.
Джет хохочет.
— Интересно, у агентов бывают любимчики? Наверное, клиенты грызутся за него, как мальчишки-подростки за внимание папочки.
— Если до этого дойдет, я запросто надеру задницу Стромбергу, — говорит Мэтт.