Туда Без Обратно
Шрифт:
В ортакёевской квартире Польшей не живет. Сложно возвращаться туда, где когда-то была счастлива с Танером. Продавать недвижимость тоже не стала. Через считанные дни я начинаю новую жизнь в гнездышке некогда счастливых влюбленных… Волнение нарастает во мне изо дня в день. Хватит ли сил пережить нападки семьи моего мальчика? Хватит ли Озану смелости отстоять нашу любовь? Вспоминаю слова Джемаля: «…натрахается, пресытится, в один день забудет…» Ложь! Я верю в чувства Озана. Только насколько они крепки? Ему 18, он пока не сталкивался со сложностями. Носит розовые очки. Или я ошибаюсь? Любимый, не подведешь ли ты меня? Хотя какая разница… Я привыкла терять…
39
…Температура воздуха в Стамбуле понижается. В августовском солнце нет страсти. Оно знает меру, в отличие от июльского.
В последние дни состояние ухудшилось. Не что-то конкретное — к счастью, раны зажили, гематомы поблекли. Но какая-то изнуряющая слабость поселилась в моем теле. Буквально валит с ног. Все время тянет ко сну, кроме фруктов ничего не ем, странная апатия, ноющие головные боли. Плюс ко всему одышка. Не хватает воздуха. Кондиционер работает круглосуточно, хотя и на улице прохладно.
Я будто превратилась в дряхлую плюшевую игрушку. Озан связывает мои нынешние недомогания с переизбытком переживаний — конечно, он прав. Слишком много всего произошло за минувший месяц… Лечусь Босфором, по 3–4 часа провожу на набережной. Дышу морским воздухом, Сижу на той самой скамейке, грызу вареную кукурузу, купленную в красном павильончике. Делаю записи в Дневнике. Вчера пробыла в компании Босфора больше обычного, читая «Saatler» Каннингема. [86] Книжку посоветовал красноволосый гей Мурат, работающий в книжном магазинчике на Истикляль Джаддеси. Не прогадала — потрясающий роман о чувствах трех разных женщин…
86
«Часы» Майкла Каннингема, американского писателя.
Когда дочитывала предпоследнюю главу, кто-то присел рядом. Мужчина. Поняла по древесно-пряному одеколону. Чихнул. Я обернулась. Белокожий брюнет, идеально выбритый. Короткая шея. Глаза цвета мускатного ореха. Одет в дорогой темно-синий костюм. Типичный турок, лет тридцати. Я снова уткнулась в книжку, когда он вдруг заговорил тихим голосом: «Незабываемый вид. Будто в раю очутился… Скажите, вы боитесь смерти?» Отрываюсь от романа. Конечно, болтать с незнакомцами нежелательно. Однако в Стамбуле такой разговор считается привычным делом. «Зачем же бояться того, чего избежать невозможно?» — отвечаю вопросом на вопрос. Незнакомец продолжает, прикуривая: «Самое страшное — умереть насильственной смертью. К примеру вляпался в скверную историю и тебя безжалостно убрали, В вашей жизни такого еще не было?» Улыбается. «Нет Как видите, жива, здорова… Я не вляпываюсь в подобные истории». Он вдруг бросает сигарету: «Врете». Заглядывает в мои глаза. С угрозой. Мурашки по коже. «С чего это вы взяли? И вообще кто вы такой?» — «Тебя ведь Алексой зовут?» Я киваю раньше, чем успеваю понять, «Так вот слушай, Алекса, Если хочешь умереть собственной смертью, лучше оставь Озана в покое. Поняла?» Я откладываю книгу. Зачем-то берусь за ручки сумки. Мужчина неспешно достает из кармана ключи от автомобиля, затем кошелек. Вытаскивает 200 лир…
Все понятно. Это Левент, шофер семьи Озана. «Держи, это за твои услуги. Не заставляй нас разговаривать с тобой по-другому Усекла?» Беру деньги. Комкаю их и бросаю ему в лицо: «Подавись своими грязными бумажками! Что себе позволяешь?! Жалкий шоферишка…». Я говорю с ненавистью, а внутренности дрожат от ужаса. Левент хватает меня за руку, крепко сжимает: «Сука, отстань от мальчишки, или я тебе глотку перережу!» Я поднимаюсь со скамейки: «Озан сам решит, с кем ему быть и когда. Он уже взрослый человек. Так и передай своей хозяйке…» Надеваю очки. Спешу в отель. Не оглядываться, не терять достоинства… Продавец кукурузы зазывает прохожих, информируя о послеобеденной скидке… Боже, помоги…
…Желудок выворачивает наизнанку. Тело трясет, конечности похолодели, голова раскалывается от боли. Страх изводит. Я же вроде не из пугливых. Но сейчас, в преддверии переезда, не знаю, чего ждать, от кого. Одна мысль о потере Стамбула сводит с ума… Позвонила врачу — сможет подъехать завтра. Наказал принять две таблетки парацетамола, пить больше воды: «Нельзя допустить обезвоживания организма». Интересуюсь, в чем может быть причина, говорит, нервы. «Приеду рано утром, возьму кровь, мочу для анализов. Мы причину выясним, не волнуйся. А пока отдыхай».
Принимаю контрастный душ. Два раза чищу зубы — привкус рвоты не проходит. Достаю из чемодана хлопчатобумажные майку с шортами. Надеваю, ложусь в постель. Отключаю кондиционер — боюсь застудить мокрую голову. Надо прийти в себя, срочно. Завтра после обеда — переезд…
Вещи на тумбочке сменили места. Значит, пока меня не было, уборщица что-то вынюхивала. Наверняка обнаружила и чемодан. Интересно, Джемаль уже проинформирован?… Перед мысленным взором оживает лицо Левента. Алекса, он грозился тебя убить! Он хочет лишить тебя всего! И это только первые выстрелы надвигающейся войны. Соберись. Ты должна быть сильной… Звонит мобильный: «Ozan arıyor…». [87] Взволнованным голосом Озан сообщает о приезде родителей. «Вечером обязательно поговорю с ними. Тянуть дальше нельзя». Я рассказываю о Левенте. Нервничает. «Подлец… Не переживай, я разберусь с ним… Наверняка и мать уже в курсе…». Он просит меня верить в наше счастье: «Любимая, возьми себя в руки. Я понимаю, сложно. Но, поверь, и мне не легче. Люблю. Целую».
87
«Звонит Озан…» (тур.).
Я прячусь под одеялом, В темноте представляю моего мальчика рядом с собой. Так легче.
40
Я ищу знаки. Под давлением внутренней неуверенности силюсь разглядеть в безжизненных предметах ответы на вопросы. Стоит ли бросать тяжелую, но привычную повседневность? Стоит ли любить, зная, что наши чувства ни к чему хорошему не приведут? Переключаю каналы телевизора. Картинки сменяют друг друга, Как назло, романтичных фильмов о силе любви нет. Жаль. Я бы с легкостью разглядела в надуманных мелодрамах знаки, так нужные мне с сегодняшнего утра. «Haydi, Aleksa, ileri. Korkma». [88] Вместо долгожданных слов из телеизмерения несутся вести о землетрясении в Таиланде, о массовых суицидах заключенных в тюрьмах Сирии, о распространении неизвестного вируса в Дели. Смотрю на часы, 12:06. А я что надеялась услышать Время выпусков новостей. Лучше поищи знаки вечерком, когда эфир забит сериальными страстями…
88
«Ну же, Алекса, вперед. Не бойся» (тур.).
Спазмы желудка прошли, головная боль отпустила. Правда, ночью я не сомкнула глаз. Лишь ближе к рассвету задремала, погрузившись в кровавый сон: снилось, как некто убивает Озана у меня на глазах. Какое-то медведеобразное существо вонзает острый нож в грудь моего мальчика. Кровь ручейком стекает по белой рубашке на коричневую землю. Не впитывается, а образует алые лужи. И я истошно кричу, хочу спасти Озана. Бесполезно… Вырвала меня из кошмара мелодия мобильного. Звонил врач: «Günaydin! [89] Я через 15 минут к тебе забегу…» Как я обрадовалась! Слава Аллаху, сон не был явью…
89
Доброе утро! (тур.).
Доктор взял анализы и уехал в клинику: «Посмотрим на результаты. Завтра позвоню тебе уже на новый номер. Повтори-ка его еще разок…»
Пока я ждала приезда Озана, продолжая поиск знаков в телевизоре, зазвонил мобильный. Наверное, мой мальчик. Вот-вот должен подъехать. Незнакомый номер. Отвечаю с опаской. Бодрым голосом меня приветствует болтливая коллега Даша. Не спрашивает ни о моем здоровье, ни о минувшем zalim akşam'e. Проститутки проблемами друг друга не интересуются. Даша спешит сообщить «такуууююю нооовость»: Лару убили. Ту самую девочку из Саратова, оказавшуюся в списке «бракованных». «Представляешь, она поселилась в дешевеньком притоне в каком-то ужасном районе города. Ну, понимаешь, какие там могут быть клиенты. Работяги из деревень, всякие воры, наркоши. Шушера, одним словом. Так вот, говорят, Лару выбросили с третьего этажа притона. Трое мужиков. Затрахали, поиздевались и по пьяни вытолкнули в окно. Вот такие страсти-мордасти… Короче, зарядка заканчивается. Заходи вечерком в бар, потрепемся, ок?! Целую!»