Туфли из кожи игуанодона
Шрифт:
Понимаете, на что я намекаю? На то, что любая ненормальность не кажется таковой, пока себя не проявит. Вода не течет под камень, но если вы сдвинете его хоть чуть-чуть, то она сразу потечет именно под лежачий камень.
Вася Блянский рос как положено, ходить начал, как все, зубки у него прорезались, как у остальных детей нашего городка.
Мама Васи, Тамара Блянская, которая растила сына без отца, Григория Блянского, оставившего ее ради одной шлюхи из Потьмы, мерзопакостной дряни, работала экскурсоводом в музее и водила туристов по гуслярским памятникам
Мальчик хотел помочь маме, но он был несмышленышем и фактически помочь ничем не мог.
Тамара отдала Васю в садик продленного дня, но на пятидневку отдавать не стала, потому что скучала без сынишки, и ее однокомнатная квартира без сына казалась ей пустынной.
Тамара готовила скромную пищу, а Вася баловался с игрушками.
В последнее время он полюбил играть в оловянных солдатиков, которых теперь делают из пластика.
Бульончик был уже готов, Тамара накрыла стол на кухне и позвала мальчика:
– Вась!
Никакого ответа. Только слышно, как что-то пощелкивает, постукивает и даже позвякивает.
– Ну, что ты там закопался! – раздраженно воскликнула Тамарка. – Суп остывает.
На самом-то деле ее беспокоила не температура бульона, а шестнадцатая серия «Семейных трагедий» с актером Гуськовым – кумиром некоторых провинциальных женщин.
Серия начиналась через десять минут, а сына не так легко накормить, если ты спешишь.
Вновь не дождавшись ответа, Тамара прошла в комнату и увидела, что ее сынишка сидит, ничего не касаясь и даже не двигая ручками. Перед ним на полу расставлены игрушечные армии. Солдатики, как живые, движутся по полу, причем некоторые, самые отважные, выдвигаются вперед, другие отстают, норовят дезертировать и спрятаться под диваном. Отдельные части и подразделения совершают обходные маневры, другие попадают в окружение и гибнут, не сдаваясь в плен...
Но более всего Тамару взволновали выстрелы и даже взрывчики, которые раздавались на поле боя и рвали на части военнослужащих.
Тамара, женщина трезвая и земная, постояла, замерев от ужаса, минут шесть, пока не убили одного из знаменосцев, что вызвало панику во всей дивизии, и дивизия обратилась в бегство.
Мальчик встал, пошел к двери, забыв о драматическом сражении, рассеянно врезался в мамин живот и спросил:
– Обедать когда?
– Что же ты, бездельник, с игрушками делаешь? Пожар решил устроить, террорист? – строго спросила мать и хотела было шлепнуть ребенка, но спохватилась, что он вырос и шлепками его не перевоспитаешь. Пришлось достать из шкафа ремешок от синей юбки и выпороть сынишку как следует.
Мальчик не плакал, не просил пощады, потому что понимал, что растет без отца и должен слушаться маму.
Буквально на следующий день его пришлось пороть снова, потому что он набезобразничал во дворе.
Мать отпустила его поиграть в песочнице.
Там уже возилась Маруська из шестого подъезда и тихий татарский мальчик, имени которого никто не запомнил.
Маруську вы, может, знаете – вся в дедушку Ю.К. Зрителя, избалована до крайности. Унаследовала от дедушки страсть к блестящим металлическим вещам, в пять лет уже различает платину и палладий.
Дети играли, а тут у татарского мальчика пропал амулетик, маленький, блестящий, на тонкой цепочке. Произошло это потому, что цепочка невзначай порвалась, и амулетик упал в песок. Был он золотой, как кирпичик, размером с ноготь взрослого мужчины, и на нем была вырезана львиная морда.
Тонкая ручка Маруськи мелькнула как молния, и амулетик под названием пайцза, подаренный Чингисханом пращуру татарского мальчика, пропал с глаз – оказался надежно спрятан под сарафанчиком.
Татарский мальчик спохватился, но не был уверен, а только заподозрил Маруську и стал тыкать в нее пальцем и восклицать:
– Отдай, отдай, это семейная реликвия, она двери Сезама открывает!
А Маруська лишь хохотала, заливалась, как Шемаханская царица, даром ребенку пять лет!
– Отдай, – сказал Вася.
А Маруська заливалась еще сильнее.
Тогда Вася нахмурился, глядя на ребенка, и вдруг сарафанчик соскользнул с девочки и упал у ее ног, как подбитая птица. Следом за ним на песке оказались ее трусики, подобные убитой летучей мышке.
– Ах! – воскликнула Маруся.
Золотая пайцза тоже упала на песок, и татарский мальчик, как коршуненок, кинулся к реликвии.
– Ай! – завопила Маруська и побежала домой. Следом за ней из-под земли вырывались огоньки взрывов. Навстречу двигался дедушка Юлий Зритель, который зашел пообедать и вдруг видит – дитя, совершенно обнаженное, несется к дому.
Юлий подхватил ребенка на руки и спросил:
– Тебя обесчестили, дитя мое?
– Они мое золото отобрали!
– Кто тебя обесчестил?
Маруська показала на мальчиков, но татарский мальчик к этому моменту уже убежал, а вот Вася остался стоять с лопаткой в руке.
– Это он! – сказала Маруська, ловко соскочила с дедовских рук и побежала к песочнице, чтобы забрать свою одежду.
– Это ты сделал? – спросил Юлий К. Зритель.
– Она пайцзу Чингисхана украла, – ответил Вася.
– Ты срывал с девушки одежды? – Надо сказать, что Юлий К. Зритель был несколько смущен, потому что не ожидал, что насильник так молод.
– Ты как ее раздел? – спросил Зритель.
– Захотел и раздел, – сказал мальчик.
Ю.К. рассмеялся – он еще не встречал таких наглых мальчиков.
– А ну, покажи, – попросил он добродушно.
Хотя знал заранее, что сейчас мальчишка будет разоблачен и он с наслаждением возьмет его за ухо, повернет ухо между пальцами и сделает мальчишке так больно, что тот завизжит на весь двор.
– Что показать?
– Раздень.
– Кого, дяденька?
И тут Зритель увидел Райку Лаубазанц, которая в тот момент в отвратительном настроении и состоянии смятенных чувств возвращалась от негра Иванова и думала о том, что жизнь не удалась, потому что туфли из кожи игуанодона достались Ане Бермудской.